Кэрин заметила его только через некоторое время.
— Так скоро вернулись, дядя Марк?
— Я бы вернулся еще раньше, если бы знал, что здесь будет концерт. Мы с Пипом хотели, чтобы ты присоединилась к нам, но теперь, думаю, я сам останусь здесь!
Он подошел к креслу и опустился в него, рассыпав по его высокой спинке свою серебристую шевелюру.
— Ну и почему же говорят, что женщины не могут играть на рояле? Исполнение удивительное, великолепное, однако, так печально старомодное. В мое время от каждой юной леди требовалось некоторое умение играть, но я не припоминаю, чтобы кто-нибудь играл хотя бы наполовину так же прекрасно, как ты, Кэрин!
Его искренний тон заставил ее улыбнуться.
— Подозреваю, вы милейший человек, дядя Марк!
— У меня есть любимая пьеса, — улыбнулся он, польщенный комплиментом. — «Посвящение» Шумана. Ты знаешь ее? Я слышал ее в исполнении Горовица на «бис» много лет тому назад, на одном из его концертов в Нью-Йорке и никогда этого не забуду!
Левой рукой Кэрин нашла до бемоль.
— Я не Горовиц, дядя Марк, но, если вы закроете глаза, это будет не столь заметно!
Он улыбнулся и закрыл глаза, чтобы немедленно их открыть. Его очаровали как звуки, так и зрелище. Юная Кэрин была прирожденным музыкантом, но особую склонность имела к роялю, как и ее покойный отец. Когда отзвучала последняя нота, дядя Марк выразил свое удовольствие энергичным кивком головы: ему вовсе не хотелось нарушать чары музыки пустыми словами.
Кэрин улыбнулась, а ее пальцы уже искали другую прелестную старинную мелодию — «Грезы любви» Листа. Мягкое «Ах» за ее спиной дало ей понять, что она угадала правильно: это тоже было любимым!
Но идиллия была нарушена. В дверях гостиной появилась темная голова Филиппа.
— Дядя Марк, так вот вы где? А я разыскиваю вас уже четверть часа! Вы же не собираетесь сидеть здесь и слушать Кэрин, правда? Она сможет сыграть для вас в любое время!
Марк Эмбер стряхнул с себя задумчивость и невозмутимо встал.
— Боюсь, Кэрин, что у Пипа достаточно веская причина, но твой следующий концерт состоится не так уж скоро. Спасибо, дорогая. А теперь, не присоединишься ли к нашей экскурсии?
Он подошел и помог ей закрыть крышку рояля, а затем вывел молодежь на солнечный свет.
Утро сияло лазурью и золотом, их повсюду встречало буйство весенних красок. Флинн, главный садовник, был крупным специалистом по выращиванию рододендронов, и в его владениях, кажется, преобладали два вида растений: тонкие, как бумага, азалии с обилием изящных лепестков, кое-где только пробивающиеся сквозь дерн, и уже пышные гроздья ярко-розовых и белых цветов, гнездящихся под изогнутыми ветвями прекрасных старых камедных деревьев, окруженных зарослями настоящего рододендрона с ярко-розовыми кружевными гроздьями соцветий. У самого пруда, вплоть до воды, тянулись заросли самшита и суккулента, образующие, ошеломляющий по цветовой гамме, естественный, цветущий ковер.
Когда они подъехали к виноградникам, Кэрин ощутила себя на вершине блаженства. Они медленно ехали по усыпанному гравием склону, мимо поразительно прямых рядов роскошных лоз.
— «Vitis vinifera» .— напевал счастливый Филипп, бегущий впереди них. Марк Эмбер улыбнулся, заметив изумленный взгляд Кэрин.
— Священный виноград! Древнейший символ как языческих, так и христианских божеств!
— А какая потрясающая аура его окружает, не так ли? И притом, это самое стойкое растение! Вы пишите о нем книгу, да, дядя Марк?
— Я писал ее, время от времени, на протяжении последних двадцати лет.
— Так долго!
Кэрин с восхищением посмотрела на, четко очерченный, профиль его лица, необыкновенно живого для человека его лет. |