– Леночка, ты же понимаешь, что я все вижу и слышу. Ритуся попала в дурную компанию? Можно как-то помочь? Или тебе легче будет, если я сделаю вид, что ничего не замечаю?

– Уф, – сказала Елена Львовна, – надо было вас сразу везти на дачу. Ритуся там из какого-то высокого принципа не бывает. Ах, Ирка, кто теперь знает, какая дурная компания, какая нет? Восемнадцатилетние девчонки, не скрываясь, заводят нищих любовников, полусумасшедших к тому же, по-моему, которые им в отцы годятся… То ли любовников, то ли наставников. Дурная это компания, я спрашиваю?

– Не знаю, Леночка. Что тут скажешь? Думаю, не слишком подходящая компания. Разве что у него мужских сил, как у восемнадцатилетнего, и всякие такие никчемные умствования сводятся на нет страстью. Что тут скажешь? – повторила Ирина Владимировна.

– Тут руками разведешь, а не скажешь. А насчет мужских сил, это вряд ли. Я подозреваю, что даже совсем наоборот. Я подозреваю, что имеется еще кто-то молоденький, и хорошо, если только один, сугубо для плотских утех. А этот самый Книжник… Который сбивает девчонку с толку… Ну, ему, понимаешь, хватает… Как бы сказать… – неожиданно покраснела Элен. – Ему хватает и… ммм… ритуального совокупления, как я это называю не в слух. Ты меня понимаешь? Род самоутверждения. А в итоге? Только распалит девчонку без толку, и бежит она ножки раскидывать к таким же соплякам, как сама. Боюсь, боюсь, по рукам пойдет Ритуся. Да еще характер дурной. Вредина из вредин уродилась. И балованная.

Ирина Владимировна промолчала расстроенно. Чем тут, действительно, поможешь? Разве что пойти убить этого самого Книжника, что, само собой, невозможно. Или хорошо бы сделать так, чтобы он исчез. Исчез, пропал, сгинул в московских катакомбах. В Ритусином случае могут помочь только самые радикальные меры. Она еще совсем молоденькая девочка и быстро перестрадает и начнет взрослеть. С глаз долой, из сердца…

Но… кто бы говорил, упрекнула себя Ирина Владимировна. Просто я была сильнее и не росла в тепличных условиях, и у меня вроде бы была великая цель. Вроде бы. Поэтому мне хватило сил отказаться, уйти. Бросить – да! – бросить на произвол судьбы слабейшего, чем я, который тянул на дно кирпичом на шее. Мне хватило здоровья и терпения сохранить себя до замужества и стать женщиной в двадцать пять лет, а не в двадцать, как вполне могло бы случиться, и не в восемнадцать, если не раньше, как Ритуся. Но, по чести сказать, не я ли жалела все эти годы, что… Наверное, есть такие роковые мужчины, даже и невидные собою, и никчемные совсем, но умеют они околдовывать речами, повадкой, теплым взглядом.

– Наверное, есть такие роковые мужчины, – вздохнула Ирина Владимировна, – которых убивать надо.

– Читаешь мои мысли, княжна, – закивала Елена Львовна.

– И все же, что за Книжник?

– Взрослый мужик, свихнувшийся на, так сказать, изучении московских подземелий. Изучение! Таскает молодых ребят по катакомбам, вот и все. Крысы, скелеты, канализация, грязь, вонь, анаша и водочка для согрева, страшные сказки под водочку… Карту они якобы составляют. Археологический якобы план. Здесь древняя кладка, там скелеты вповалку или голоса слышатся, церковный хор, или топот и металлический оружейный лязг. Все это так неправильно, Ирка! Чем все это кончится? Чтоб ему сгинуть в подземелье! Чтоб его крысы съели! Я хотела в милицию, но детки-то, понимаешь, совершеннолетние.

– И правда, лучше бы ему сгинуть, – пожелала Ирина Владимировна, – а еще лучше как-то его скомпрометировать, ты не находишь, Леночка?

– Нахожу, – удрученно отозвалась Елена Львовна, – но не нахожу, как именно.