В итоге и ловили рыбу мы вместе, и продавали вместе, а домой приехали затемно, зато счастливые и богатые, а деньги честно поделили пополам: по две шестьсот рублей на лицо. И завтра тоже условились рыбачить: в шесть утра — и сразу на мол!

Заодно я на рынок сгоняю, присмотрюсь к менялам и куплю свои первые пять долларов. Для стартового капитала нужно хотя бы в пять раз больше.

Дома мы сразу же обрушились на еду — жареную ставриду, пойманную еще в прошлый раз. А примерно через двадцать минут явился отец и крикнул с порога:

— Павел. Выйдем.

Мы с Наташкой переглянулись. Моя рука скользнула в карман ветровки, я сунул пальцы в отверстия вентиля и сжал кулак. Протопав в прихожую, я остановился в полуметре от отца и вскинул голову:

— Сразу говорю: бить себя не позволю.

Отец поджал губы, шагнул ко мне и протянул руку. Я не сразу решился ее пожать. В чем подвох?

— Сын, я тобой горжусь! Ты поступил, как настоящий мужчина.

Только сейчас до меня дошло, что он говорит о задержании домушников. Пожалуй, впервые отец обращался ко мне, как к человеку, а не как к докучливому зверьку.

Глава 12

С миру по нитке

Проснулся я по будильнику в шесть, растолкал Наташку. Пока она стонала и ворочалась, отгоняя сон, сунулся в холодильник, надеясь, что отец не съел остатки моей колбасы. Холодильник в этот момент включился и рыкнул на меня.

— Пошел в пень, это моя добыча, — крикнул я в его пустые недра, где угадывалась зелень, банка молока, яйца и миска с клубникой.

Если остатки колбасы тонко нарезать, их должно хватить на два завтрака. Ну, или на двоих: меня и Наташку, крысятничать я не собирался. Но похоже, кто-то схомячил деликатес.

— Я ее за зелень спрятала, — призналась сестрица. — В большой семье клювом не клац-клац.

Вообще-то в оригинале не «клювом», но сути это не меняет. Я нашел колбасу и спросил у сестры:

— Будешь?

Она помотала головой.

— Не лезет.

Вытащила из-под кресла отвратительный кофе, который подарили Каретниковы, поставила чайник на газ, и тут вырубили свет. Холодильник зарычал, трепыхнулся и утих. Воцарился полумрак.

Выпив бодяги и вроде взбодрившись, мы соорудили бутерброды с колбасой в дорогу, взяли удочки, накинули куртки — по утрам было холодно, и пар валил изо рта — и на автобусе, который отправлялся в шесть сорок, поехали на мол, хотя ранний подъем был необязателен. Ставрида — странная, она может не ловиться утром или на закате, как нормальная рыба, но переть в обед, а потом вдруг исчезнуть на пару дней.

Нас с Наташей на рассвете подняли жадность и азарт. У Наташки впервые появилось столько денег на руках, она даже свидание перенесла на вечер: жадность поборола любовь. Так глядишь и отойдет Владик на второй план.

На набережной было пустынно. Процокала когтям собака по асфальту. Прожужжал дед на мопеде, судя по удочкам — наш конкурент. Привычно фоном гудел порт. Закрывая горы, к выходу из бухты медленно двигался гигантский сухогруз, буксиры на его фоне смотрелись резиновыми утятами.

Мой родной город, как же я, оказывается, скучал!

Далеко по молу мы уходить не стали, каждый собрал свою удочку, и я позволил Наташке первой сделать заброс. Затрещала катушка, груз плюхнулся в воду. Сосчитав вслух до семи, чтобы не зацепиться за дно, она принялась сматывать леску, пожаловалась:

— Ничего, прикинь?

Я закинул груз максимально далеко, позволил ему немного опуститься. Подтянул — отпустил, подтянул — отпустил и констатировал:

— И у меня пусто.