Она кивнула, подняла лицо. Мама если и плакала, то очень давно, и следов не осталось, а теперь в океане ужаса, плещущегося в ее глазах, появился парус надежды. Не строгая родительница сейчас меня обнимала — маленькая напуганная девочка, которая никогда ничего не решала сама.

— Готова? Они плачут, их нужно успокоить. Давай я скажу, если тебе трудно, а ты подтверди и улыбнись, ладно? — Она снова кивнула. — Вот и хорошо.

Я протянул руку, мама встала, опираясь на нее, открыла дверь. Наташка и Боря сидели на моей кровати, обнявшись и нахохлившись, как два озябших воробья. Повернули к нам лица. Я сказал:

— В общем, ничего страшного. Рак на начальной стадии хорошо лечится, так что мы победим.

— Это правда, — прошептала мама. — Хорошо, что рано обнаружили. Меня вылечат.

— Ура! — воскликнул Борис и запрыгал по комнате.

Наташка размазала слезы по лицу, шмыгнула носом.

— Ну зачем так пугать!

Вскочила и бросилась обниматься, сказала осипшим голосом:

— Мы тут купили всякого. Хлеб, там, сахар. И колбасы. Хочешь колбасы? И ставрида есть. Нажарить?

Не дожидаясь ответа, она побежала на кухню, загремела посудой. Мама посмотрела на меня удивленно и прошептала:

— Какие же вы у меня… чудесные!

— Мы очень… тебя… любим, — хрипнул Борис и полез к маме обниматься.

В кухне заскворчало масло на сковородке, потянуло жареной рыбой, и я понял, как же голоден!

— Надо на дачу сходить, — задумчиво произнесла мама. — Черешню собрать, картошки накопать — к рыбке хорошо будет.

— Завтра опять пойдем на промысел, — сказал я. — Засолим ставридки, вот это и правда будет супер — к молодой картошке, да с укропом и маслом — м-м-м!

Живот предательски заурчал. Будто услышав его, Наташка крикнула из кухни:

— Еще минут пять-семь, и первая партия рыбы готова!

— Показать, что я нарисовал? — Боря заговорщицки улыбнулся, рванул к столу и показал лист, где была изображена молоденькая смеющаяся мама.

Он перерисовывал с фотографии карандашом, потом оттенил тушью.

— Как похоже! — удивилась мама и посмотрела на своего сына так, словно видела впервые. — Очень… здорово!

— Это по учебнику, который Пашка подарил! — похвастался он, хотел еще что-то сказать, но тут в дверь постучали.

Открывать пошла мама, как и подобает хозяйке. Глянула в глазок.

— Там мальчик какой-то. Это к кому? У него наша книжка.

— Это Юрка, — сказал я, — впусти его.

Увидев маму, Каюк не стал заходить. Выставил перед собой книгу, будто защищаясь ею.

— Я вот это. Прочитал. Принес.

— Проходи в квартиру! — скомандовал я. — Мы как раз ужинать собрались. Будешь с нами?

Каюк опасливо покосился на маму, она посторонилась.

— Проходи, Юра.

И он прошел, раздул ноздри и шумно сглотнул слюну, выделившуюся за запах рыбы. Вернул мне книгу и спросил:

— Так я не понял, он че, сбежал? Тварь — сбежала? Ну, когда птица улетела. Превратился в нее и — фьюить? Ну тьфу же! Нах… — Он виновато шлепнул себя по губам, косясь на маму. — Зачем, то есть, такое писать?

Я не стал объяснять, что такое открытый финал, и успокоил Каюка:

— Да нет же, прибили его.