Когда контролерша двинулась пожинать урожай, мы с гиканьем переместились на заднюю площадку и высыпали на улицу, а дальше — пешком.
Было начало десятого вечера. Мир накрывало серой шалью сумерек, включались редкие фонари, но больше — сверчки. Вдыхая плотный июльский воздух, я поймал себя на том, что мне безумно хочется услышать вестниц лета — цикад…
Алиса, возможно, уже никогда их не услышит.
Сперва от нас откололся Минаев, потом к своему дому повернул Чабанов, и мы остались с Борей вдвоем. Брат имел вид решительный и готов был отстаивать свое мнение, в то время как в прошлой жизни сколько я его знал, столько он уступал и хитрил, уходя от конфликтов.
— Вот в этом доме живет отец, — сказал я, кивнув на крышу появившейся вдалеке общаги.
Брат напрягся и набычился.
— Не скучаешь по отцу? — спросил я.
Он помотал головой.
— Стало… свободней.
Ни добавить, ни убавить. Борис начал расправлять крылья. Надеюсь, никто ему не помешает вырасти нормальным искренним человеком.
Когда вошли в подъезд, Брат скривился от запаха, но ничего не сказал. На втором этаже визжала женщина и ругала кого-то последними словами. Мы остановились напротив нужной двери, за которой бормотал телевизор, и я постучал, готовый быть изгнанным.
— Рома! — донесся Анин голос. — К тебе дети.
Отец убавил звук, проворчал что-то, дверь открылась. Аня посторонилась, пропуская нас. Анжелика, которая смотрела телек вместе с ними, выскользнула в коридор, обдав нас презрением, и скрылась за дверью напротив.
— Что вам опять? — буркнул отец.
— Мальчики, мы так рады, что с Ольгой все хорошо, — безэмоционально отчеканила Анечка. — Проходите. Будете печенье с чаем?
— Спасибо, Анна, нет, мы быстро, — сказал я.
— Ты Борис, да? — спросила она у брата. — С Павликом мы уже познакомились. Я — Анна Анатольевна.
— Очень приятно, — сказал он вполне искренне.
— Так что вам нужно? — повторил вопрос отец.
— Я уже говорил, что у нас пропала подруга…
— И вы играете в сыщиков. Похвально. Молодцы, — раздраженно пробормотал он.
— Я кое-что узнал. Видел объявление, что пропала еще одна девочка, Оля Шаркая, пятнадцать лет…
— Шаркая? — переспросила Аня, сосредоточенно нахмурившись. — Что-то знакомое, да?
— Мать работает на винзаводе, бухала, воровала виноград, попалась, — напомнил отец. — Уволили, пытались показательно судить.
— Накануне мы с Наташей видели эту девочку с мотоциклистом. Вот с этим.
Я вытащил рисунок Наташкиного кавалера и протянул Ане, которая стояла ближе.
— Этот парень чуть нашу Наташку не увез! — брякнул Борис. — Прикинь! Они должны были встретиться, но он не приехал!
Отец напрягся, покраснел и выпалил:
— Потому что вести себя надо скромнее! А то на всех вешается, ведет себя, как…
— Он и Лику может… — прошептал Борис, и впервые на лице Ани проступили эмоции — злость и страх.
— Па, это другой разговор, — отчеканил я. — Ты только представь, что твою дочь могли пустить под нож! И вашу. — Я посмотрел на Анечку. — Вы же не станете отрицать, что пропадают дети? Уверен, что не только девушки, но и парни.
— Только девушки, четыре, — сказала Аня. — Нашли труп иногородней девочки, но непонятно, относится ли это к делу. |