— Микова приперлась, хотела Алису домой забрать. Та ни в какую. Мать давай прощения просить, оправдываться. Черт те что.

До меня дошло: это внушение! Я-взрослый говорил ей, чтобы она любила дочь больше мужиков.

— А что-то конкретное она сказала? Можешь слово в слово передать?

— Просила ее вернуться, обещала, что ноги любовника в доме не будет.

— Хммм…

— Что? — вытянул шею Илья.

Нет, про внушение ничего говорить не буду, это совсем сказки. Да и не факт, что я тоже так могу. Скорее всего — не могу.

— Странно…

Илья кивнул.

— Вот и я о том же. Как будто эти к ней пришли… Ну, которые следят, чтобы в семье детей не обижали.

— Органы опеки, — воспользовался я своими-чужими знаниями. — Пришли, нагнули. Пригрозили лишением родительских прав.

— Да, так логично и не странно.

Я решил поделиться еще кое-чем:

— Перед отъездом на рынке пацана чуть не прибили. Я его отбил и припер сюда, в ДОТе поселил. Хрен знает, что с ним теперь делать… Впрочем, разберусь. Придумаю что-нибудь. Пацан реально хороший.

— Познакомишь? — Илья как-то даже обрадовался, интересно, почему?

Задумавшись, я обратился к опыту себя-взрослого и понял: Илья страдал от того, что я стал отдаляться, а теперь, как в старые добрые времена, прибежал в первую очередь к нему, и он снова обрел друга. И пацан воспринимается не как бедный сиротка, а как будущий боевой товарищ.

— Он мелкий, ему одиннадцать лет. Но смышленый. И у него ожог на пол-лица, как у Крюгера. За это его гоняют. Но под очками и челкой не видно и не страшно.

— В общем, зови малого в клан. Пока в подвале поживет.

— Так там туалета нет.

— В поле будет ходить. Главное — крыша над головой есть, а мы поддержим его. Так что, репетировать пойдешь?

— Ща только деда наберу, — вспомнил я. — Как все это уместить в голове?

Дед не ответил. Выходные закончились, он получил партию товара и стоит возле метро Перово. А двадцать третьего он садится на поезд и едет к нам, потому что, пока неразбериха с деньгами, лучше просто залечь на дно…

Или это все бред, ложные воспоминания? То есть я сам себе все придумал, никакой реформы не будет, как и ядерной войны. Впрочем, скоро проверю. А деньги все равно лучше перевести в доллары и расчет производить в них. У меня только кофе на пятьсот баксов, ё-мое!

Думая об этом, я набрал бабушку, и она ответила:

— Привет, Паша. Спасибо за халат, отлично подошел! Алексей отремонтировал машину и даже завел! Представляешь?

— Здорово, — проговорил я, пытаясь схватить разлетевшиеся мысли: о том, что надо за руль, купить права, расплатиться с Канальей, но единственное, что пришло на ум, это слова про халат: — Наташка выбирала.

— Ты ж приедешь завтра?

— Э-э-э…

Проверить машину, собрать остатки абрикосов, отвезти за вокзал…

— Впрочем, отдыхай. Ты не особо и нужен. Абрикосов осталось на день-два, ананасные так отошли.

— От Наташи и Бори привет. Постараюсь завтра быть.

Я повесил трубку. Я ж ее совсем не знаю! Только помню, и то не я помню, а тот, что жил во мне, Павел Романович.

Глядя на меня, Илья сказал:

— А я бы так хотел. Раз — и ты много чего знаешь. Ты один во всем мире! Во тебе подфартило! Ты хоть понимаешь, какой ты крутой?

Похоже, он окончательно мне поверил.

Мы спустились по лестнице, молча вышли из подъезда и направились в тот, где находился подвал.

— Армян больше не приезжал? — спросил я просто так, точнее, задал риторический вопрос.