Авось Ян с Борькой поладят.
Опыт взрослого подсказал, что сейчас момент сложный, Гаечка с Алисой могут позавидовать модной Наташке, женщины вообще очень завистливы, причем — в мелочах, потому долговечная дружба у них — большая редкость. Вспомнил про очки-лисички и подарил девчонкам, и сразу стало веселее и прибавилось радости.
Две подруги жестоко подрались, выясняя, кто достоин называться гадюкой. Проигравшая автоматически признавалась жабой.
Какие забавные мысли стали приходить в голову, самому смешно! Но озвучивать шутку я не стал — вдруг девчонки обидятся.
— Алиса, что у тебя с матерью? — спросил я, все отодвигая момент тренировки.
Лиса повела плечом и безразлично ответила:
— Совсем она долбанулась. Прощения просила, на колени падала, домой звала.
— А ты что решила? — спросил Илья.
— Ненавижу, — прошипела она.
— Она у меня живет, — сказала Гаечка, вертя наклейку и надувая пузырь.
— Мать меня на все село опозорила! — воскликнула Алиса, и в глазах заблестели слезы. — Пацаны взрослые теперь лезут, типа что тебе терять! Думают, что я… ну… шлюха.
— Вот суки! — выдохнул я, и, несмотря на жару, обливаясь ледяным потом, хлопнул в ладоши: — Так! Учимся стоять за себя! — Голос слышался чужим, слова казались фальшивыми. — Жвачки достаем, чтобы не подавиться. И… и… — Мысли заметались. Что дальше говорить-то?
Я просто указал на место, куда все становились, начиная тренировку.
— А я? — спросил Ян.
Первым делом все достали жвачки и положили на обертки — шутки ли, свежую и еще вкусную жувку выбрасывать! Ее по несколько дней жевали. Жевали, так сказать, на выход, чтобы все видели: вот, у меня тоже есть, могу себе позволить — а дома клали в холодильник.
Одноклассница Желткова как-то отковыряла чью-то уже негодную жвачку, прилепленную под партой, и сунула в рот, а девки это увидели и подняли ее на смех.
— У меня спортивок нет, — пожаловался Ян, глядя, как все занимают места по росту.
— И так нормально, кеды есть, и ладно. А шорты-то на резинке.
Оглядываясь на меня, Ян потрусил в конец строя и встал рядом с Борисом. Меня накрыло странное чувство.
Когнитивный диссонанс.
Вот я стою передо всеми, они в рот заглядывают, слушаются. А мне и прикольно, важным себя чувствую, и страшно, аж трясет. И, учитывая важность момента, и торжественную речь толкнуть хочется, и убежать.
Как раз когда чувства уравновесили друг друга, я просто сказал:
— Начали!
Но все остались стоять, и я понял, что начинали разминку мы по-разному. И как правильно сейчас? Да как угодно! Это ж разминка!
— Побежали! — хрипнул я и возглавил строй. — Бег с захлестом! Бег, высоко поднимая колени.
Жаль, зеркала нет, и я не вижу, как получается у меня — вдруг коряво? Вся надежда, что бегущий позади Илья мне об этом скажет. Если молчит, все нормально.
— Приставной шаг! Гусиный шаг! Теперь отошли к стене. От стены к стене — собака хвост кверху, назад — раненый боец. На месте минута в планке и — повтор.
Сам я делал то же самое, удивляясь ощущениям в теле. Оно стало сильным и послушным, и прямо кайф! Правда, из-за духоты тяжело, ну и фиг с ним! Вот бы еще магнитофон сюда взять, врубить «Металлику» или «Депешей».
— Кто последний, тот лох! — крикнул я и встал в планку, вернувшись на место.
Ваще круто будет! Как в кино.
Увлеченный, я не сразу заметил, как прибежал Рамиль.
— Меня подождите! — воскликнул он, рванул занимать место между Гаечкой и Минаевым и вдруг остановился как вкопанный. |