— Но обидно, блин! — вздохнул Рам.

Потом к трубке подошла Гаечка, пожаловалась, что товар заканчивается, она наторговала прилично, и у нее три пятьсот рублей моих — тех, что я вкладываю в товар. Ее сменила Наташка, тоже разнылась, что колготки разобрали, остались носки и трусы самые страшные, я пообещал, что в понедельник-вторник товар будет у них, и попросил передать это Димонам. Деньги, что Димоны, Гаечка и Алиса отдают мне, велел собрать и отдать моей матери, я ей за виноград должен тысяч десять.

Разговаривая с друзьями, знакомые голоса я слушал, как музыку, и на некоторое время забыл о том, что творится в Москве. Плохо, что меня нет в родном поселке, мама может начудить с ваучерами, если кто-то проедется ей по ушам. А так четыре ваучера (один ее и три наших) — сорок четыре акции завода.

Интересно, как проходит оформление акций при покупке их за деньги?

Хоть разорвись!

Я опять наложил себе плов и подумал, что неплохо бы к приезду деда накупить всякого вкусного. Прибавил звук, и радио радостно сообщило, что протестующие одержали первую победу и отстояли свое право высказывать собственное мнение.

Здорово, если бы в этой реальности стороны сумели договориться, как сегодня на Баррикадной — менты с протестующими! Это момент можно было бы считать точкой бифуркации.

Глава 18

Рыба в мутной воде

Блоки жвачек и шоколадных батончиков, что я купил на оптовых складах в Мытищах, а также круглые печенья в пачках влезли в клетчатую сумку, поставленную в ногах. Прикрыв ее увесистой упаковкой цветных пакетов, я трясся на задней площадке «Икаруса», вцепившись в ручку сиденья, где сидела толстенная тетка, которой этого сиденья точно было мало. Позади, еле доставая до поручня, стоял деревянный, как Буратино, дед, и постоянно заваливался на меня. Пришлось свободной рукой прижать пакеты к груди, чтобы их не помяли и они не потеряли товарный вид.

Был удивительно солнечный теплый день, нехарактерный для октября. Глаза отвыкли от яркого света, и солнце слепило. Казалось, что золотисто-оранжевые деревья, выстроившиеся вдоль дороги, тоже сияют и слепят.

Наконец я вылез из душегубки, поправил перекошенную одежду и отправился к метро. Увидев валютный ларек, где был обозначен курс доллара, я направился к нему. На оптовых складах за рубли ничего продавать не хотели, брали только в долларах по официальному курсу 1:1100. Обменять рубли тоже нигде не получилось, потому что валютчики хотели за один доллар 3000 рублей, а иногда и больше. Я заглянул в окошко ларька. Внутри сидела полная лоснящаяся женщина, накрашенная, как проститутка.

— Почем доллары? — спросил я.

— Рубли беру по курсу 1:3000, — буркнула она.

Я присвистнул. Думал, менялы в спальных районах не такие жадные — ага, размечтался.

— А доллары почем берете?

— Курс 1:1100, ослеп, что ли? Мальчик, иди отсюда, не создавай очередь!

Мне в затылок дохнул мужик в соболиной шапке.

— Рубли возьмешь?

Тетка назвала тот же курс, что и мне, мужик погрустнел, отошел вместе со мной, тяжело вздыхая. Вот где сверхприбыль! По законам жанра, когда все уляжется, курс должен выровняться, но будет чуть выше, чем в сентябре. Даже если доллар поднимется до соотношения 1:1500, если я продам мужику оставшиеся сто двадцать баксов, то подниму сто тысяч вообще ни на чем!

Рискнуть?

— Сейчас везде такой курс, — решился я, чувствуя, как в горле становится горячо и кровь тарабанит в висках. — Пишут один, заманивают, а по факту доллар в три раза дороже.

— Упыри! — Мой собеседник зыркнул на ларек и пожаловался: — Три месяца копил на сапоги жене, что теперь будет?

— Да ничего не будет, пошумят и успокоятся.

Качнув головой, мужик посмотрел на ларек.