— Тебя это не касается.

— Возможно, — не стал протестовать темный. — Но не только перворожденные умеют делать больно. Мир полон вещей, которые нам не нравятся не меньше, чем вам. Поверь, люди тоже не сахар, а иногда кажется, что даже мы можем поучиться у вас жестокости. Но это не значит, что я должен достать меч и убивать всех направо и налево, без разбора!

В темноте враждебно сверкнули два ярко-голубых глаза.

— Не тебе говорить о жестокости, эльф!

— Меня зовут Таррэн.

— А мне без разницы. Для расы, которая не признает никого, кроме себя, не существует имен. Она потеряла на это право. Вы те, кто не знает сострадания, не живет, а существует, как безмозглые твари, повинующиеся только голоду, жажде и инстинкту продолжения рода. Вы — такие звери! Вы! Слышишь?!

Таррэн напряженно замер и на несколько минут замолчал, со странным чувством всматриваясь в полное гнева и застарелой ненависти лицо Белика. Сколько же боли пришлось когда-то вытерпеть этому мальчишке? Сколько страха испытать в руках палача? Сколько раз умолять о смерти, но так ее и не дождаться?

Он снова некстати вспомнил лица погибших женщин, скорченные судорогой тельца их новорожденных малышей, которые не оправдали чужих надежд и только за это были безжалостно истреблены, и до скрипа сжал кулаки.

— Возможно, мы действительно слишком долго живем, чтобы ценить то, что имеем, — глухо сказал он наконец. — Возможно, мой народ разучился слушать других и погряз в самолюбовании. Возможно даже, ты прав, но мы не все… одинаковые.

Пацан только горько усмехнулся.

— Мне жаль, что кто-то из нас когда-то причинил тебе зло и так ранил. Жаль, что погибли дорогие тебе люди. Жаль, что все так случилось, и ты не дождался в тот день помощи. Но моей вины в этом нет.

— Ранил? — неожиданно хищно улыбнулся Белик. — Нет, эльф, на самом деле он меня убил. И я надеюсь, однажды ты поймешь, в чем разница.

Ночь, будто в насмешку, отозвалась криком разбуженной сойки.

Таррэн, вновь перехватив лютый взгляд, только вздохнул. Пожалуй, он ошибся — наладить отношения с этим упрямцем у него вряд ли получится. Для Белика не было разницы, кто именно стоит напротив, — тот ли нелюдь, что когда-то резал ему кожу, или же другой бессмертный. Мальчишка просто не видел отличий, и в чем-то Таррэн его понимал.

Странно другое: этот отказ неожиданно огорчил его. И совсем уж непонятно, почему в его душе в кои-то веки шевельнулось сожаление. Будто ему повезло найти редкий клад, а потом вдруг обнаружить, что сокровище находится под охраной хмеры, которую не приручишь, не уничтожишь и не заставишь бросить свой пост. Просто потому, что единственным ее желанием было убить. И нетрудно догадаться, кого именно.

ГЛАВА 17

Ходить Белику было явно еще рановато: до молчаливого гаррканца он доковылял с большим трудом. Да и за шелковистую гриву ухватился так, будто ноги грозили вот-вот подломиться от слабости. Несмотря на это, Белик все равно решил ехать верхом, уже напружинил колени, чтобы взлетел гаррканцу на спину, но отчего-то вдруг замер и очень странно вытянул шею.

Неугомонная сойка чирикнула снова.

У Карраша широко раздулись ноздри. Шерсть на загривке встала дыбом, а в горле заклокотал зарождающийся рык, но Таррэн уже ощутил неладное — его второе сердце тоже встрепенулось. Эльф застыл, чутко прислушиваясь к малейшему шороху, и вдруг понял: они здесь не одни. А когда птичий крик раздался в третий раз, темный инстинктивно шагнул в сторону, под прикрытие густых еловых лап.

Белик, словно и не помирал только что от усталости, с поразительной скоростью метнулся прочь, хоронясь за высокой травой и припавшими к земле еловыми ветвями.