. Через несколько лет наша крошка произнесет первое слово! Подумать только – через каких-нибудь пять лет она будет обнимать меня за шею своими крохотными теплыми ручонками и шептать на ухо: «Папуля, я так люблю тебя!»…
Впрочем, по натуре Гал был более склонен к меланхолии, чем к радости. Скоро его обожгла горькая мысль, что он может никогда не узнать, кто же у него родился – сын или дочь, ведь он так спешил вернуться туда, где продолжалась беспощадная нескончаемая война…
А потом Гал подумал о покойной матери. Не суждено было ей стать бабушкой, бедняжке…
Чтобы не размышлять на «траурные» темы, он направился туда, откуда доносились звуки песен «Битлз».
Вообще-то он не собирался пить до старта, потому что по опыту знал, как тяжко переносятся взлетные перегрузки «под мухой». Хватит, покутил уже достаточно… Если бы не Инна, считай, что был в отпуске – что не был… Серый туман перед глазами, красные пьяные рожи вокруг… В общем, блага цивилизации…
Но по столь существенному поводу, как зачатие будущего чада, грех было не выпить – хотя бы чисто символически, бокал шампанского. К тому же время еще есть…
В баре было светло и уютно. Наверное поэтому – многолюдно.
Стоя у стойки, Гал заказал фужер шампанского. Потом поразмыслил и разорился еще на порцию виски со льдом, а в качестве закуски взял увесистый бутерброд с холодной телятиной и хрустящими тартфелями, обжаренными в сметане (он очень кстати вспомнил, что еще ничего не ел со вчерашнего дня).
Осмотревшись, Гал увидел лишь одно свободное местечко – за высоким столиком у стены. Правда, там уже стояли двое мужчин, но делать было нечего, и Гал направился к ним со своим подносом.
– Можно к вам? – Он поставил поднос на край стола.
– Можно, можно… только осторожно! – проворчал мужчина среднего роста, с грубыми чертами лица (слово «лицо» здесь явно не годилось, это скорее была «физиономия»).
Второй мужчина, высокий, потягивал через длинную трубочку ярко-желтый коктейль, он был увлечен какой-то толстой книгой и на вопрос не ответил, лишь на мгновение глянул на Гала из-под густых бровей.
Обладатель физиономии был уже навеселе и вследствие этого, видимо, жаждал «простого человеческого общения». Едва Светов успел пригубить свое шампанское, как он услужливо сообщил: – Между прочим, медицина смешивать разные спиртные напитки очень не рекомендует… Головка потом бо-бо…
– Вы так верите медицине? – осведомился Гал. Груболицый задумался.
– Не-ет, – протянул он наконец. – Я верю только собственному опыту.
Опыт в потреблении спиртного у него, несомненно, имелся.
– Самое скверное, – продолжал он, – это когда черепушка раскалывается. Особенно с утра… У тебя, например, такое бывает?
Он недоверчиво уставился на Гала, словно заранее ему не верил.
– Бывает, но редко, – сказал Светов. – Потому что голова у меня привычная, она и не такие передряги выдерживала.
– Ты, случайно, не дегустатор? – сострил груболицый, наваливаясь локтями на столик. На подбородок у него налипли крошки, а под глазами синели круги, словно он страдал хронической бессонницей.
Ответить Гал не успел, потому что у входа в бар возник затор и раздался громкий голос: «Дорогу инвалиду войны!» Люди у входа расступились, и в бар въехала инвалидная коляска с электроприводом, в которой сидел, вызывающе ухмыляясь, седой мужчина. На груди у него висела табличка: «Я ЗАЩИЩАЛ ВАС НА ВОЙНЕ, ТЕПЕРЬ ВАША ОЧЕРЕДЬ ЗАЩИТИТЬ МЕНЯ». Обе штанины седоволосого были завязаны ниже колен мертвым узлом. |