Гал в отчаянии оглянулся, словно в рубке был кто-то, кто мог бы разрешить его сомнения. Однако похоже, что решать приходилось самому.

Светов переключил экраны на оптический режим и увидел, как из серо-зеленого корпуса Пришельца выдвигаются какие-то пластины. Интуиция подсказала: сейчас Чужак обрушит на беззащитный корабль мощный удар…

Светов, казалось, воочию увидел, как, пронзенный черными трассами, лайнер окутывается облаком газа и разлетается на куски и как мгновенно, но страшно погибнут ничего не подозревающие сейчас люди.

В ушах его прозвучал голос Инны: «Мы все будем себя беречь, правда, милый?» Рука, тянувшаяся к пульту, сразу стала тяжелой-тяжелой – не только от перегрузки, но Гал все-таки сумел дотянуться до нужной кнопки.

«Громовержец» послушно повел тупым носом в сторону Пришельца, и Светов зажмурился в ожидании того, что пилотская рубка разлетится вдребезги и в нее хлынут вакуум и ледяная боль.

В последний момент Пришелец, видимо, врубил торможение, почуяв неладное, но было поздно уворачиваться от тарана, и удар пришелся не в нос, а в заднюю часть транспортника. Этот удар был скользящим, и от трения двух корпусов друг о друга брызнул пучок ослепительных искр, как при вакуумной сварке; потом этот пучок превратился в поток, «калоша» отлетела в сторону и закувыркалась по сложной траектории, от нее отлетали какие-то бесформенные обломки, а транспортник содрогнулся и стал вращаться вокруг своей оси, как гигантское сверло. Освещение погасло, экраны в рубке ослепли, и Гала, вместе с креслом, выдранным из гнезда, швырнуло на переборку; и на сей раз даже спейс-комбинезон не мог амортизировать удар…

Теряя сознание, Гал еще успел подумать: «А все-таки я как в воду глядел: «Когда он падал на Сатурн, корабль гремел, как сотня урн»…» В недрах «Громовержца» что-то действительно громыхало, и грохот этот стих лишь тогда, когда наступила тьма.

Командир Базы ОЗК номер одиннадцать генерал Арн Шрейдер пожелал лично присутствовать при посадке русского транспортного корабля на аварийную площадку. Впрочем, слово «посадка» в данном случае явно не годилось, – скорее, это было свободное падение, слегка смягченное тормозными двигателями. Да и кораблем израненную громаду можно было назвать лишь с большой натяжкой. Корпус транспортника был измят, корма расплющена, а рулевые сопла торчали под самыми немыслимыми углами. В целом «Громовержец» выглядел ужасно, даже если смотреть на него невооруженным глазом. Генерал Шрейдер наблюдал за «посадкой» корабля в мини-телескоп, и ему было еще страшнее.

Махина, приближавшаяся к посадочной площадке, моталась так, словно экипаж ее был поголовно пьян.

– Черт бы побрал этих русских, – пробормотал кто-то за спиной Шрейдера. – Они разнесут нам в пух и прах все посадочное оборудование!

Генерал оглянулся на говорившего – своего адъютанта капитана Коллинзера – и почему-то подумал, что тот наверняка подслушивал его разговор с командующим американским контингентом ОЗК. «Разговор» – чересчур мягко сказано (генерал любил точные формулировки), потому что старик был зол как тысяча чертей и орал на Шрейдера, как на набедокурившего мальчишку.

– Послушайте, генерал, – кричал он, брызжа слюной, по ВПС-связи. – Что, черт возьми, у вас там творится?.. Почему ваши парни спят вместо того, чтобы нести боевое дежурство как следует?! Почему противник беспрепятственно орудует у вас под носом? Почему атакует в вашей зоне ответственности русские пассажирские корабли?

А Арн Шрейдер, прослуживший в «спейс-форс» тридцать с лишним лет, мог только стоять навытяжку, преданно смотреть в глаза начальнику и виновато молчать. Сказать в свое оправдание можно было много… Например, что Пришельцы миновали посты обнаружения так, будто надели шапку-невидимку.