– Нет... – Дойль почувствовал, что земля ушла из‑под ног. – Ты что‑нибудь знаешь о квантовой теории? Или, может быть, о физике элементарных частиц?

Бессознательным движением рука Дойля подняла стакан и влила в Дойля немного виски.

– Нет.

– Ну хорошо. Я сам никогда толком не понимал. Но в общих чертах то, что произойдет, выглядит следующим образом: мы построимся на линии действия потока умопомрачительно высокочастотного излучения, намного выше частот гамма‑лучей. У фотонов нет массы, как известно, поэтому можно послать одну фалангу фотонов сразу после другой, без того, чтобы они наступали друг другу на пятки, – и когда это ударит нас, дополнительные свойства поля этой временной дыры предохранят нас от обычных последствий подобного процесса. – Он медленно потягивал коктейль. – В любом случае, после того как мы окажемся в этой дыре, единственно возможный для нас компромисс с природой состоит в том, что в результате нам придется стать почетными тахионами.

– Иисусе Христе, – прохрипел Дойль, – мы станем призраками. Да. Мы увидим Кольриджа. Прекрасно, охотно верю, – мы встретимся с ним в Царствии Небесном.

Он услышал с улицы гудок автомобиля. Звуки раздавались как‑то приглушенно, издалека – автомагистраль проходила значительно ближе. «Должно быть, какая‑нибудь невинная душа, – отстранение подумал Дойль. – И непредвиденное затруднение заставило это небесное создание протрубить в свою трубу. – Ну разумеется, я уже близок к тому, чтобы услышать звуки трубы архангела, все к тому и идет».

– Беннер, послушай меня, мы сейчас выйдем отсюда и пойдем в полицию. О мой Бог...

– Это абсолютно безопасно, – прервал Беннер, продолжая улыбаться.

– Тебе‑то откуда это известно? Этот Дерроу, вероятно, просто клинический псих и...

– Успокойся, Брендан, и слушай. Как я выгляжу? Тебе кажется, со мной все в порядке, да? Мы все еще друзья? Тогда перестань волноваться, потому что я совершил скачок соло в маленькую дыру в 1805 год два часа назад.

Дойль подозрительно уставился на него:

– Неужели ты это сделал?

– Перекрестясь и ожидая неминуемой смерти. Они одели меня как куклуксклановца, который вдобавок предпочитает металлические облачения и не нуждается в прорезях для глаз, а затем заставили встать на платформу около ограды, пока они выстраивали свою адскую машину по другую сторону ограды. И затем – ух! – только что я был здесь и сейчас, а в следующую секунду я уже в шатре, в июле, близ Излингтона в 1805 году.

– В шатре?

– Эх, вот было забавно! Я приземлился и оказался в цыганском таборе. Первое, что я увидел, когда разорвал капюшон, – это внутренность того шатра, он был весь задымлен ладаном и битком набит древним хламом, мне показалось – египетским. И там был какой‑то человек, весьма напоминавший труп, – старый, лысый. Уставился на меня в совершенном ошалении и молчит. Я испугался и выбежал вон. А это не так‑то просто – в моем‑то балахоне. Огляделся я по сторонам и вижу: обычный английский сельский пейзаж. Так, ничего особенного. Не стоило ради этого никуда прыгать. Там не было ни высоковольтных линий, ни телефонных проводов – я думаю, это действительно 1805 год. И вот стою я посередь табора – лошади пасутся, шатры кругом и цыган полно. Цыгане уставились на меня, мне аж жутко стало. Но тут дыра как раз подошла к концу (благодарение Богу, я не выбежал за пределы поля действия дыры), и мобильный крючок схватил меня и вытащил обратно – сюда и сейчас. – Он нервно захихикал. – Интересно, что подумали цыгане, когда я внезапно исчез, а мой балахон остался на земле?.