– Почему, рини?

    – Потому, что исчезнет фактор, побуждающий их к изменениям. – Марк прижал ладонь к груди. – Мы, люди!

    Яркая точка Файтарла-Ата превратилась в пятнышко. Только по этому признаку Марк мог судить о скорости, с которой мчался «Анат» – как и любой из земных кораблей, он был оборудован гравикомпенсаторами. Чутье астронавта подсказывало, что бейри идет на 0,2 световой, [51] и значит, они доберутся до Фартайла-Ата часа за четыре. Примерно с той же скоростью двигались боевые корабли во внутрисистемных перелетах. Слишком малое время, чтобы заметить их и подготовиться к защите… Шансов у дроми не было.

    – Что вы с ними сделаете? – внезапно спросил Первый Регистратор. – Что случится после вашей победы? Тотальное уничтожение?

    Марк покачал головой.

    – Исключено. Наш Совет не столь кровожаден. И уж во всяком случае, этого не допустим мы, Судьи Справедливости. Пусть живут и пусть изменяются!

    – Хапторы поступили бы иначе, – бесстрастно сообщил серв. – Хапторы, фаата и, вероятно, кни’лина. Гуманоиды не склонны оставлять врагов в живых.

    – Гуманоиды бывают разные, – откликнулся Марк. – И мы тоже подвержены переменам.

    Хийар поднялся, помахал узкими ладошками у висков.

    – Меня одолевают мрачные мысли. Будто я увидел свет и тьму… по-вашему, родился… да, родился не в садах астроида, а на какой-то немирной жестокой планете… Пойду к себе. А ты, рини, постарайся думать о хорошем.

    Он покинул рубку.

    Думай о хорошем… Марк закрыл глаза и попытался снова вызвать любимые образы, Майю и Сашку, Ксению, Ивана и их многочисленное семейство. На худой конец, хотя бы Анте Бранича… Но память о давних годах не отпускала его, и виделись Марку руины Ибаньеса, темные подземелья, где прятались восставшие, и бой на взлетно-посадочном поле у лагеря дроми. Впрочем, Ксения и Майя тоже явились ему – совсем юные, в покрытых пылью комбинезонах, с метателями плазмы на плечах. Все, как в году две тысячи триста десятом…

    * * *

    Он снова сражался с дроми над Тхаром. Переворачиваясь и кружась в своем юрком «ястребке», он видел то серо-коричневый лик планеты, то «Мальту», озаренную вспышками огня, то хищные тени чужих кораблей, то мрак Провала, почти беззвездного и темного, как адские врата. Временами другой УИ стремительно проносился мимо, серебристой искрой перечеркивая пустоту, а еще в ней разгорались багрово-синие цветы, и враг – или друг – падал вниз, объятый пламенем. Это длилось долго, бесконечно долго…

    Тхар был захвачен – не только Тхар, но обе звездные системы, Бета и Гамма Молота. У Беты была земная колония Эзат, у Гаммы – Роон и Тхар; в этих мирах люди обитали уже в течение десяти поколений. То был верный оплот Земной Федерации, переживший четыре Войны Провала – здесь, в этих темных небесах, флот Земли сражался с бино фаата, пока не отбросил их в Рукав Персея, за тысячи светолет пустоты и ледяного холода. Несколько десятилетий эти звездные системы, галактический медвежий угол, считались безопасными – от дроми далеко, а от хапторов, кни’лина и фаата еще дальше.

    Однако дроми их оккупировали – буквально в первые годы войны. Связь с колониями прервалась, и никакой информации об участи людей в этих мирах на Землю не поступало. Двадцать восемь месяцев молчания и неизвестности… Прогноз судьбы многих миллионов колонистов был ужасен, ибо враг не понимал различий между солдатами и мирным населением; не исключались массовые жертвы и даже тотальное уничтожение.