– Мне рассказывали про человеческие жертвоприношения.

Он бросил на меня злобный взгляд. Я настаивал:

– Неужели Залмоксис требует убийства невинных?

Он неприязненно отвернулся. Я вздрогнул:

– Тибор, ты не можешь требовать такого! Это невозможно! Скажи, что меня обманули! Ты целитель! Ты как никто другой почитаешь жизнь.

– Чью жизнь?

Он пристально посмотрел на меня. Я, ошеломленный подобной жестокостью, не сводил с него взгляда.

Его скрюченные и желтые, как у курицы, пальцы взялись за коноплю, но он вдруг замер в замешательстве. Я воскликнул:

– Положись на меня! Я был воспитан некогда превосходным целителем. Как же его звали? Думаю, Тибор. Это был самый умный, самый сведущий, самый великодушный и самый достойный уважения человек из всех, кого я знал. Позволь мне действовать.

Он схватил меня за руку, оцарапав своими крючковатыми когтями.

– Не занимайся мной, Ноам, не трать время зря. Отыщи Нуру, скажи, что я ее жду, и верни ее мне. Я уверен, стоит мне увидеть ее, и все мои боли уйдут. Вот тогда ты излечишь меня. И я смогу умереть. Какое это будет облегчение! Большинство людей умирает от страданий, а мне уготована особая доля, и я умру от радости!

И он изо всех своих старческих сил оттолкнул меня:

– Иди, Ноам, иди. Обогни море, спустись до Страны Кротких вод. По слухам, там что-то происходит. Нура либо живет там, либо туда придет.

– Страна Кротких вод? Единственное место, где я еще не успел побывать…

– Уходи, умоляю тебя. Найди свою жену, приведи ко мне мою дочь. Если ты клянешься, что сделаешь это, я продержусь. Буду сопротивляться без…

– Без чего?

Он умолк и опустил свои отечные веки. Спустя несколько мгновений по тому, как замедлилось его дыхание, я понял, что он задремал.

– Клянусь, – пятясь к выходу, прошептал я.

* * *

Тибор меня изменил. Я снова стал тем, кто однажды утром с ужасом обнаружил, что Нуру похитили. Внезапно шести лет как не бывало. Шести лет, когда я во время своих скитаний слишком привык к скитаниям. Шести лет, за которые мое странствие в конце концов утратило иную цель, кроме самого странствия. Шесть лет, в течение которых моя воля, мое унаследованное от матери стремление к счастью одержало верх.

От нежелания страдать я заставил себя как можно меньше думать об утрате Нуры и стал безгранично наслаждаться природой. Какая-то часть меня постоянно требовала свойственного мне кочевничества, и оно вновь и вновь вызывало во мне неуемный восторг. Тибор пробудил другую часть меня: встревоженного любовника. Я снова болезненно ощутил отсутствие Нуры, свою крайнюю нужду в ней.

– Я скоро вернусь, Тибор, – заверил я его, прежде чем покинуть.

Он улыбнулся:

– Скоро? Это слово для меня ничего не значит. Время нельзя измерить.

Затем его скрутила судорога, лицо исказилось. После долгих стенаний Тибор прошептал:

– Да. Время исчисляется страданием. А теперь, прошу, уходи, дорогой Ноам, иди как можно быстрее.

Благодаря ему я вновь стал самим собой: я понял, что одной земли, как она ни прекрасна, мне мало, – мне нужна Нура.

Чтобы попасть на юг, мне предстояло воротиться к началу пути, я развернулся и двинулся по своим следам.

Подойдя к постоялому двору, я не услышал ни звука рожка, ни своего слетевшего с улыбающихся губ имени. Миновав дуб, в ветвях которого никто не прятался, я обнаружил безлюдный постоялый двор. Его покинули недавно – об этом свидетельствовали зола и уже начавшие подгнивать плоды.

С порога я все же окликнул хозяек. Я звал долго. Уловив мое беспокойство, Роко из солидарности залаял.