Может, женщины отправились на прогулку?

Я расстелил соломенный тюфяк и стал ждать.

Следующий день выдался дождливым, горизонт расчистился только к закату солнца: светлое, почти прозрачное пространство поочередно окрашивалось в желтый, красный и фиолетовый, пока не растворилось в темно-синем, – зрелище, казавшееся невозможным в течение тусклого серого дня.

На следующее утро я сделал вывод, что женщины, по-видимому, окончательно покинули постоялый двор и обосновались где-то в другом месте.

Прежде чем продолжить свою экспедицию в направлении, которое мне указал Тибор, я вспомнил о водопаде, где мы с Нурой провели наши счастливые месяцы. Я страстно желал вновь посетить его, хотя и опасался, что возвращение в то волшебное место пробудит во мне самые противоречивые чувства. Ностальгия терзает столь же сильно, сколь ласкает.

Я взбирался по склону и радовался, вдыхая знакомые ароматы, по памяти выбирая наиболее короткий путь, предвосхищая появление какого-то гребня и получая подтверждение своей догадки. Я был до такой степени насыщен новизной, что знакомое перестало быть мне знакомым…

Меня опьяняло величие пейзажа, однако разбросанные среди него воспоминания жалили: с этой скалы мы ныряли; за этими зарослями папоротников заметили телящуюся дикую косулю; на вершине этой пихты я обнаружил мед, которым полакомилась Нура; на этой подстилке из мха мы любили друг друга. Все это множество деталей опрокидывало меня в прошлое, но природа жила только в настоящем. В ветвях скакали белки, небо затмевали крылья хищных птиц, стремительные воды источников с оглушительным рокотом обрушивались на нас и отпугивали моего пса, который приближался к ним только с глубоким почтением.

– Тебе интересно, Роко?

Услышав свой голос в подобной ситуации, я оценил, насколько сильно изменился: я разговаривал с животным! Во времена Нуры я никогда не разболтался бы со зверем. Неужто я превратился в нелепого одиночку? Неужто эти годы лишили меня разума? Какая разница! Роко, подарок Нуры, был ее полномочным представителем.

Я добрался до водопада и, подняв пса на руки, скользнул за водяной занавес.

Раздался крик. Из глубины ко мне метнулись две тени. Мелькнули бронзовые лезвия. Роко рванулся, я потерял равновесие и упал. Кинжалы пролетели мимо. Я выпустил собаку и, готовый к бою, поднялся.

– Ноам?

Мать и дочь с облегчением рассмеялись. Я дал им время убрать кинжалы и прийти в себя после испуга и уселся, чтобы выслушать их объяснения.

– Мы спрятались здесь от солдат…

История казалась им слишком длинной, они принялись договариваться, кто будет рассказывать. Пока женщины спорили, я успел заметить, как расцвела Нура-два. Нежность, сила, роскошная, пламенеющая, ухоженная шевелюра. Как такую стройную и белокожую красавицу могла породить грузная и чернявая мать? Вдобавок у старухи черты лица были тяжелыми и грубыми, а у дочери – утонченными. Нура-два поразила меня; и от нее не ускользнул мой интерес…

Девушка склонилась ко мне:

– Далеко от нас, на земле солнца, есть один царь, очень великий царь, который построил Бавель, огромную деревню, самую большую на свете. Его зовут Нимрод.

– Бррр… Нимрод! Это имя наводит на меня ужас, – пробормотала сквозь зубы ее мать.

– Грозный ловец, – подхватила дочь. – Он охотится на зверей, на многих зверей, и все ради забавы, потому что он их не ест. Еще он ловит человеков и гонит их на работы в Бавель. Но и этого ему мало. Он отправляет своих солдат, чтобы они привели ему самую прекрасную женщину на земле.

Я вздрогнул. Мать продолжила:

– Караванщики болтают об этом еще с зимы. Где бы они ни встали на ночлег, они встречают солдат Нимрода, которые выслеживают свою добычу. А я-то надеялась, что здесь, в такой дали от Бавеля, мы можем ничего не опасаться.