Она не знала, радоваться или отчаиваться.

— Схватить её, — сказал он.

СОРОК ОДИН

Томазия (Флоренция, 1452)

Она была принцессой, попавшей в замок. Андреас приказал ей спать оставшуюся часть беременности. И все это время она была одна, не считая Венаторов, назначенных для ее защиты лояльным Беларамином. Когда Андреас посещал ее, что было редкостью, Томазия пыталась поговорить с ним, чтобы понять — угрожает ли он ее будущему ребенку, но он не хотел это обсуждать. Вместо этого он настоял, чтобы она отдыхала — в своей камере. Она попросила глины, ведь если она будет работать, может тогда ей не будет так одиноко. Он смягчился, и она проводила дни поглощенная своей работой, в то время как Андреас отправился на охоту со своим новым напарником, Людививо Аросто.

Людививо, один из конклава, в прошлом был для Томазии почти отцом. Но в этом цикле она встречалась с ним только раз или два, прежде чем Андреас, по существу, запер ее в одиночестве. Она помнила только тонкого, белокурого юношу, которому, казалось, лучше подходит жизнь ученого, чем жизнь убийцы Серебряной Крови. Но когда Андреас приходил в гости, он рассказывал о своих с Людививо многочисленных успехах, это почти заставило Томазию завидовать им, когда она пыталась представить, как бы преследовала Серебряную кровь с ее нынешним обхватом.

— Ты делаешь потрясающие успехи в скульптуре, — сказал Андреас, изучая таблицы, которые она выложила. Это был самый сложный кусок, из всех, что она когда — либо делала. Три фигуры, окружающие Врата: одна из них, женщина, лежала на земле, две других, мужчины, стояли над ней, лицом друг к другу. Она еще не приступала к работе над каким — либо лицом. Это были скульптуры из памяти, и эти воспоминания становились все тяжелее и тяжелее.

Разве Андреас не помнит? Подумала она. Неужели он не видит, что я создала, что пришло мне на ум? Или он так зациклен на сокрытии от меня планов на моего ребенка, что предпочитает игнорировать это? Она была уверена, что он строил планы. У него не было оснований полагать, что ее ребенок будет отличаться от того, что родился у Симонетты.

— Что ты будешь делать с остальными? С другими демонорожденными детьми? — Спросила она однажды днем. — Ты не должен убивать Нефилимов. Они не заслуживают такой участи.

Андреас сказал ей не беспокоиться, потому что он обучил Петрувианских священников заботиться о них.

— Мой ребенок невиновен, — сказала она. — Ему не должен быть причинен вред.

— Все твое — мое, — обещал Андреас. — Но, возможно, ты должна убрать свою работу и вернуться к ней, когда оправишься от родовых болей, — сказал он, осматривая скульптуру более внимательно.

Томи посмотрела на свою незавершенную работу и подумала о многих жертвах, совершенных Андреасом для того чтобы они возродились к этой жизни, здесь, во Флоренции. Возможно, он был прав. Может быть, эта жертва необходима, чтобы очистить ее сознание.

Андреас вышел из комнаты, и она слышала, как он говорил вполголоса с Людививо, который ждал за дверью.

— Все произойдет скоро. И она не должна будет знать, — говорил Андреас — не должна будет помнить, что Джо — это Люцифер, в человеческой форме.

Неужели они думают, что она не знала о том, что она сделала?

Неужели они думают, что она не слышала их?

— Мы сотрем ей память о ребенке, — сказал Людививо. — Она не будет знать, что у нее был ребенок, не говоря уже, что ее забрали.

— Ребенок должен умереть, — сказал Андреас. — Быстрее, чем Люциферу станет известно, что он появился.

— Тебе не нужно беспокоиться, — сказал Людививо.