И что дальше? Доктор прав, ей не следует оставаться сегодня одной. Ей крепко досталось, и физически, и эмоционально – судя по ошеломленной реакции на сообщение о беременности. Когда он спросил ее, кому позвонить, она едва опомнилась, но все же смогла холодно взглянуть на него и спокойно сказать: близких у нее нет.

Что она имела в виду, он не вполне понимал, но знал одно: он за Эмили Дуган не отвечает. На беду, чувства твердили другое. Мало, что она упала в обморок на его глазах – нет, он еще пообещал бабушке присмотреть за внучкой. А Перри всегда выполняли свои обещания.

Перед тем, как вернуться в часть, он еще раз заехал в Академию, чтобы посмотреть на место пожара. Он подозревал неладное, но не ожидал обнаружить, что мусорный контейнер вымазан маслом. Это означало, что Вельма Норрис должна рассматриваться в числе подозреваемых, временно, во всяком случае. Думать, что такая милая старушка и есть поджигатель, было неприятно, но отбрасывать улики тоже нельзя. Возгорание не явилось случайностью. Тут не просто вылили использованное для жарки масло, но не пожалели времени размазать его по всей внутренности контейнера. По мнению Дрю, это говорило именно о поджоге. Его опыт подсказывал четыре основных мотива. Чаще всего – вандализм. Обычно этим занимались подростки, и поджигали они обычно мусорные ящики. Если бы не два предыдущих возгорания и не признаки внутри здания, Дрю счел бы и последний эпизод очередной выходкой подростков.

Следующий мотив: страховая выплата как средство выпутаться из деловых неудач или избавиться от большой закладной. Учитывать эту возможность приходилось. Признаки упадка были очевидны, он не видел, чтобы Академию посещало много учеников.

Часто поджигали из мести; обычно обозленный покинутый любовник или недовольный работник. Дрю считал мстителей самыми опасными из-за свойственной им эмоциональной нестабильности. Их же и легче всего было ловить, поскольку они больше заботились о том, чтобы насолить врагу, а не о том, чтобы скрыть свое преступление. Он предполагал такую возможность, но свидетелей не было.

Не верил он и в сумасшедшего или в то, что поджигали, чтобы прикрыть иное преступление.

Все это возвращало к самой неприятной причине: корыстный мотив.

Он вытянул рубашку из штанов, сел на лакированную деревянную скамью и начал расшнуровывать ботинки. Наклонившись вперед, поднял щеколду на своем шкафу и открыл дверцу. Оттуда вывалилась корзинка и послышалось жалобное: «Мама!» По бетонному полу к его ногам скатилась кукла, продолжая пищать. Писк больше напоминал блеяние ягненка, чем детский крик.

Дрю вскочил на ноги и чуть не опрокинул скамью, когда на голову ему с верхней полки посыпались розовые и голубые сигары из жевательной резинки.

– Что за?..

В комнате захихикали и затопали ногами.

– Ладно, кончайте комедию! – крикнул Дрю, наклоняясь, чтобы подобрать куклу.

– Мама, – сказала кукла, вызвав очередной приступ веселья.

Он повернулся, чтобы положить куклу назад в корзину, но вместо этого опустил ее на скамью: плетенка из белых прутьев оказалась заполнена одноразовыми подгузниками.

– Мама, – упорствовала кукла.

Дрю глянул на полку своего шкафа и вздохнул. Шутники заменили его шампунь на детский «мой-без-слез»; черная расческа уступила место розовенькой детской с голубыми цветочками, и такой же щетке. Исчезло и мыло, вместо него весельчаки поместили флакон детского жидкого мыла, к нему здоровенные бутыли розового детского лосьона и талька.