Такая бурная реакция вузовца удивила, и он даже немного от меня отодвинулся, а я мучительно пытался вспомнить имя и отчество великого серого кардинала советской власти.

    -  Да, Суслов, а ты что, товарищ, разве меня знаешь?

    -  Михаил Андреевич? - наконец выцарапал я из памяти отчество этого многогранного деятеля, при трех генсеках олицетворявшего серость и фарисейство коммунистической партии.

    Будущий идеолог коммунизма занервничал:

    -  Что-то я тебя не могу вспомнить, товарищ. Ты, случаем, не был в комсомольском комитете Хвалынского уезда?

    -  Нет, не был. Просто слышал об одном Суслове, как и ты, Михаиле Андреевиче.

    -  Выходит, полный мой тезка?

    -  Да, только его расстреляли в девятнадцатом году за предательство. К белым, шкура продажная, хотел переметнуться. Не твой родственник?

    -  Нет у меня таких родственников, - сердито сказал будущий серый кардинал и вышел в тамбур покурить.

    -  Знаешь, кто это? - спросил я Дашу с непонятным для нее подъемом. - Будущий главный идеолог коммунистической партии! Как я слышал, начетчик, аскет и редкостная сволочь!

    -  Этот? - безо всякого интереса спросила она. - Мне показалось, что он какой-то дерганный и глупый.

    -  Не скажи, на самом деле это великий человек. Большое видится на расстоянии! Пересидеть всех своих врагов и сделать с нуля такую как он карьеру, это дорогого стоит.

    -  Да пусть его, меня большевики теперь совсем не интересуют. Ты мне лучше скажи, ты сможешь сходить со мной к отцу?

    -  Почему же нет, продадим пару безделушек и поможем старику хотя бы деньгами.

    -  Думаю, ему это не понадобится, он никогда не гнался за материальными ценностями. А у нас много денег?

    -  Было пять червонцев, два ушло на билет.

    Мужики, с которыми мы познакомились ночью, помогли нам добраться до железнодорожной станции и с удовольствием поменяли нам заработанные на вывозе зерна бумажные червонцы на царские десятки. Номинально стоимость их была одинаковой, 7,74 грамма чистого золота. Однако, как обычно бывает в нашей стране, обещание правительства поддерживать курс бумажных денег звонкой монетой оказалось не совсем выполненным, и с этого, 26-го года хождение золотых монет внутри страны прекратилось. Банковские билеты начали потихоньку обесцениваться эмиссиями, так что все получалось по нашему извечному принципу: «Хотели как лучше, получилось, как всегда».

    -  Значит, осталось три червонца? Это много или мало?

    -  Понятия не имею.

    Никаких конкретных представлений о порядке цен в это время у меня, естественно, не было.

    -  У нас много золотых монет и куча украшений, так что не пропадем, - пообещал я.

    К концу нашего разговора в купе вернулся Суслов. Он явно потерял ко мне интерес и больше в разговоры не вступал. Я опять устроился поспать и проснулся только тогда, когда поезд подъехал к вокзалу.

    -  Куда мы теперь пойдем? - спросила Даша, когда мы вышли на Каланчевскую площадь.

    -  Давай сначала устроимся в гостинице, - предложил я.

    -  У нас же нет документов, - хмуро сказала она. - Знаешь, а здесь все осталось почти так же, как было до революции. Только народа стало больше.

    Действительно, народа сновало по площади довольно много. Несмотря на то, что был пик НЭПа, одеты москвичи в своем подавляющем большинстве были более чем скромно.