Изменить размер шрифта - +
Командир был сильно пьян и посмотрел на меня бессмысленно и тупо. Вероятно, он уже забыл, зачем я ему понадобился, и пытался это вспомнить. Это у него не очень получилось, он недовольно замотал головой, после чего вызывающе сказал:

    -  Ты кто такой?

    -  Фельдшер, - коротко ответил я.

    -  А! Помню! - обрадовался он. - Будешь баб лечить.

    -  Что значит, лечить? - удивился я.

    -  Бабы - это народ? - строго спросил он.

    -  Народ, - согласился я.

    -  Простой народ должон заботу от Советской власти получать?

    -  А как же!

    -  Вот и будешь сейчас бабам клизмы ставить.

    Я не стал задавать наивного вопроса, зачем здоровым бабам в присутствии пьяных мужиков нужно делать клизмы, оставив такую сексуальную фантазию на совести красного командира, и согласился:

    -  Давай клизму, поставлю.

    -  А у тебя что, нет своей? - очень удивился он. - Какой же ты после этого фельдшер!

    -  Вот такой, без клизмы, - коротко ответил я.

    -  А со мной выпьешь или побрезгуешь? - задал он мне новую задачу.

    -  Выпью, если ты Карла Маркса уважаешь, - в тон ответил я.

    -  Карла? Карла уважаю, и еще товарища Троцкого.

    -  А товарища Ленина?

    -  А ты про него откуда знаешь? - подозрительно прищурился командир.

    -  Он мой дядя, - совершенно серьезно сказал я, - а товарищ Крупская тетя.

    -  Чего? Это как так тетя?

    -  Вот так.

    -  За это нужно выпить, - обрадовался командир. - Мы всех товарищей из центра уважаем, особенно из храк, прак, ну, как их там, етишь твою мать, слово забыл. Этих, ну, - он пощелкал пальцами возле моего носа, - вспомнил, фракций! Ты фракции уважаешь?!

    -  Не то слово, люблю как родных!

    -  Петька! - закричал командир. - Подай, кружку!

    Петька, крупный детина с непропорционально маленькой головой, отвлекся от ритуала ухаживания, налил полную жестяную кружку самогона и, торопясь вернуться к прерванному развлечению, принес командиру. Тот подержал ее в вытянутой руке, выцедил половину, сморщился, передернул плечами, так что едва не расплескал остатка и передал ее мне.

    -  Пей, товарищ, это хороший самогон, до сердца забирает!

    Я глотнул мутную, вонючую жидкость и поблагодарил:

    -  Очень хорош!

    -  Видишь, - с философской грустью сказал командир, - разве при проклятом царском режиме мы такое пивали?

    Он икнул и потерял нить разговор. Подумал, опять икнул и прочувствованно попросил:

    -  Если ты, товарищ, не будешь допивать, то отдай мне.

    -  Пей на здоровье, товарищ, - от всей души ответил я, возвращая напиток.

    Командир жадно допил остаток и, проделав весь положенный ритуал передергивания, гримас и плевков в сторону, уставился на меня:

    -  А ты кто есть такой?

    -  Товарищ по партии, - на ухо, таинственно ответил я и, пока он, нахмурившись, соображал, что это значит, отошел к основной группе продотрядовцев. Там в это время во всю разворачивались галантные отношения. Гостьи, в плотном окружении возбужденных мужчин, кокетничая, угощались реквизированным самогоном и конфискованной ветчиной.

Быстрый переход