Изменить размер шрифта - +
Невелика радость творческим интеллигентным людям, сблизиться в таком. (В подобных акциях - на том же путепроводном мосту на Катагани-товарной, да и в иных местах - они, даже зная, что никто заведомо не услышит, переходили почему-то на шопот.)

    Сейчас было иначе. Не НПВ-урки, не сообщники - путешественники в новый создаваемый! - мир. И риск другой, и интерес другой. НПВ-флибустьеры и авантюристы, колумбы и магелланы. Буров даже запел песню:

    - Надоело и грустить, и спорить,

    И любить усталые глаза.

    В флибустьерском дальнем синем море

    Бригантина поднимает паруса.

    Капитан, обветренный, как скалы,

    Поднял якорь на закате дня.

    На прощанье поднимай бокалы

    Золотого терпкого вина!

    Миша песни не знал, с удовольствием слушал. Басок Виктора Федорыча звучал приятно, звучал в местах первозданных, где еще никто не пел.

    (Вот он какой, Буров-то: пылкий романтик. А Бармалеич о нем: толстоко-о-ож. Как носоро-о-ог! Обидно.)

    5.

    В первый глубокий рейс, отвязавшись от причала ринулись без компаса:

    - в день текущий 5.8417 октября

    ИЛИ

    6 октября в 20 ч 12 мин Земли

    в 368-й день Шара

    6+4 октября 5 ч на уровне К5

    Теперь ВНИЗУ были свет и быстрота

    ВВЕРХУ медленность и сумрак

    С этого уровня, с ВнешКольца за ними следили Климов и Мендельзон. Но разница темпов была такая, что они едва не прозевали весь момент путешествия; увидели внизу лишь ярко-голубую риску без подробностей.

    Спутниковые объективы полковника Волкова риску-баржу увеличили в продолговатое расплывчатое пятнышко.

    Все наблюдение при К5 длилось секунды. Записать на видео ничего не успели.

    ... Баржа, что мелькнула там риской, мчала Бурова и Панкратова два часа вглубь тьмы, затем полтора обратно. Бесшумно - и слишком быстро. Скорость ощутили по сильному встречному ветру.

    - Как в самолете. - сказал главный инженер.

    - Придется делать обтекатели, - добавил Панкратов.

    - Поворачиваем!

    Это говорили, укрывшись от холодного шквального ветра в будке баржевого матроса, ныне пультовой. Всматривались во тьму слезящимися глазами; ясно было, что ничего не увидят, но все равно. Покрутили рукоятки потенциометров развернули. Теперь впереди чутошной красной точкой светил прожектор с НПВ-причала , его стотысячесвечевый бело-голубой луч. Четыре часа, кои они провели в этот заход на НПВ-барже "Бригантине" (назвали так - и на реку ее, конечно, не вернут), внешне были ничто, секунды.

    ... Как сразу все стало по-другому в Институте, когда взялись и втянулись в сей проект. В нем были крутые задачи, требовашие блистательных решений, во все можно было вложить интересную, квалифицированную и мастерскую, радостную, как любовь, работу. Душу, собственно. Во всем было познание мира через нее и через мысль. В этом был и неслышный шум Вселенной; даже сразу двух. Прежние применения Ловушек против того казались просто болотными, навозными.

    (Но и от них воротить-то нос не стоило: сначала ведь обеспечились под завязку, досыта. Накрали. На навозе все хорошо растет - если его в меру.)

    Во всем есть шум Вселенной; не всегда и не всем он слышен, еще реже понят.

    6.

    Начиная с утра 7 октября, им нужно было мотаться теперь по К-полигону резво: то, что снаружи занимало полтора гектара, 120 на 125 метров, внутри распространялось на 970 километров с севера на юг и 1040 их с запада на восток.

Быстрый переход