Иллюстрациями у нас ведал Вилле. Он сидел над списком заданий. Один из пресловутых ромбовидных столов был у него в единоличном владении – с компьютером, пятью телефонами (двумя для связи с радиофицированными машинами) и аппаратом, который автоматически набирал сотню телефонных номеров. Кое‑кто поговаривал, что для выпуска «Утренней газеты» достаточно этого аппарата и подключенной к нему копировальной машины.

А кроме того, прямо перед Вилле лежал только что отточенный карандаш. По‑видимому, им‑то он и пользовался, когда впрягался в работу и трудился в поте лица, принося пользу.

Первое, что в тот день Вилле заставил меня делать, – это слушать его брюзжание.

– Доброе утро, доброе утро. Вижу, спалось хорошо, – сказал он, зная при этом, что у меня вечерняя смена и выходить мне надо только в три. – Везет некоторым, а другим вот приходится вкалывать спозаранку.

Эта среда началась для меня с того, что я работал до двух часов ночи. Лег спать не раньше трех. Но работающим по временному найму о таких вещах лучше не поминать.

– Здоровому телу – здоровый труд, – отозвался я автоматически.

– Конечно, конечно, но ему еще надо много каши. – Вилле пролистал заявки на день. – Так, посмотрим... Сегодня есть жирные кусочки. Займись‑ка к вечеру, вместе с Гуллан, этим боссом, которого выгнали, ну, тем, что съездил в Португалию, чтобы проконтролировать свою секретаршу, о‑ля‑ля... Гуллан хочет написать, каково этому дяде сейчас, когда его измордовали на радио и телевидении... а скандальная пресса обмазала черной краской...

Ну да, вместе с Гуллан. Ясное дело. «Афтонбладет» и «Экспрессен» разоблачают и смещают боссов. А «Утренняя газета» все опровергает, понимает их мотивы.

Зазвонил телефон.

– Хотя постой, это мне Хенрик звонит. – Вилле стал рыться в заявках, а другой рукой взялся за трубку. – Они с Гуллан много работали вместе. Может, ты лучше возьмешь вечерний матч?

Хенрик состоял в штате, а выгнанный босс – это наверняка материал на первую полосу. Фото на пять колонок, первая полоса – это всегда приятно. А с меня хватит и футбольной встречи на стадионе Росунда.

– Конечно, о чем речь.

Вилле приложил трубку к уху. Мне он протянул листок, проглядывая его на ходу.

– Секунду, – сказал он в трубку. – Успеешь еще до этого заскочить на Шеппсхольмен. – Это он уже мне. – Там выступает финская любительская труппа. Сделаешь для «Театра». Тут на листке все написано... Алло, да, это отдел иллюстраций.

– Спасибо, – сказал я, взяв бумажку. – Большое, пребольшое спасибо!

Он уставился на меня. Я радостно осклабился в ответ. Говорят, у Вилле память как у слона. Или это про его нос говорили?

Успею, пожалуй, перекусить. Но я остановился у ячейки и снова вытащил дискету. Фабричная этикетка, черная с серебряными буквами: 3М Double Side Double Density 96 tpi 747‑0 soft sector.

Засовываешь это в щель компьютера и читаешь текст на экране. Больше я в компьютерных делах ничего не понимал.

Беата вздохнула, когда я склонился над ее письменным столом. Беата была для меня и «воля твоя, и царствие твое». Это она разрешала мне не приходить на работу и регистрировала мои сверхурочные. Я улыбнулся ей, чуть ли не уподобляясь собачке на задних лапках. Если б мог, и хвостом бы завилял.

– Послушай, – сказал я кротко, – кто у нас разбирается в компьютерах?

Беата подняла на меня глаза и неожиданно улыбнулась.

– И ничего больше? – сказала она. – А я была уверена, что ты попросишь отгул на завтра.

– Нет‑нет, я человек бедный и охотно тружусь, чтоб заработать деньги. Если бы я был в штате, да еще богат и ленив, то давным‑давно пригласил бы тебя поужинать.