— Рериха «Весть Шамбалы» помните? А «Гесерхан»? Нестерпимо громкий аккорд. — Пашков отчаянно жестикулировал. — Барабанная перепонка не выдерживала!…

— Пожалуй, — Кремер обратил внимание: похищенные во время кражи икон часы Пашкова так и не нашлись. След ремешка белел на запястье.

— …Музыковед объяснил бы лучше! Но иногда… Я говорю экскурсантам: «Слушайте картину. Именно слушайте…»

Пашков все больше запутывался в объяснениях. На них обратили внимание.

Кремер не заметил, как появилась Позднова.

— Что ты скажешь, Ассоль? — Экскурсовод оживился, его круглый картошкой нос наморщился. — Как композиция?

— Лицо Христа повернуто влево, в то время как на большинстве икон Христос берет руку Адама справа. Первое…

— Как у Тордоксы, — вставил Кремер.

Позднова посмотрела благодарно.

— Потрясающий мастер композиции… Правда? А глубина проникновения в образ?

— Вы видели «Святого Власия»? — спросил Кремер.

Она кивнула:

— Мы пробирались болотами: Кен-озеро, Семкин ручей… Фадей Митрофанович вынес икону. Он куда-то ходил за ней, икона была не в избе. Мы ждали… Я умоляла выставить «Власия» в музее Рублева!

— И все-таки уехала без иконы!… — перебил Пашков. — Я бы увез! — Экскурсовод стукнул себя в грудь. — Вы не знаете меня!

— «Не могу расстаться, — говорил Смердов. — В ней — моя жизнь». Подумайте! Если человек так поверил в искусство мастера, если репродукцией Тордоксы сегодня открывается каталог крупнейшей выставки…

— Аминь! — провозгласил Пашхов. — Ты опять расплачешься, а у тебя лекция.

— Вы плакали? — спросил Кремер.

— У Антонина Львовича был сердечный приступ…

«Значит, Терновский не уехал из Клайчева», — Кремер вспомнил свой разговор с собирателем икон в Москве, в кафе «Аврора».

— Он здесь?

— В Мукачеве. Сейчас ему лучше…

Они вышли на площадь. Металлический петух свешивался над входом в кафе.

— По чашечке кофе? — Пашков показал на дверь.

Кремер отказался:

— Работа.

В номере его ждали «Нравы обитателей морских глубин», перепечатка двигалась медленно.

— В добрый час.

Назад Кремер возвращался кружным путем. На почтамт он не пошел, крутыми улочками поднялся к рынку. Там было пусто: ларек, несколько женщин с яблоками. Рыжий красавец в фартуке предлагал лечебные травы, адамов корень. Кремер снова повернул к площади.

Никаких признаков милицейских заслонов в городе он не заметил.

— Владимир Афанасьевич! — Ненюков узнал голос дежурного по райотделу. — Москва. Заместитель начальника управления у аппарата.

Ненюков начал доклад: розыск приходится вести на глазах у Спрута, поэтому из пяти оперативно-розыскных мероприятий четыре направлены на то, чтобы прикрыть пятое.

— Не густо, — Холодилин помолчал.

В конце, как обычно, следовал короткий инструктаж:

— Специалисты пришли к выводу о том, что в замке был взорван фугас. Вы говорили, что до немцев и сразу после их отступления бреши в потолке никто не видел. Архив далеко от вас?

— В Берегове.

— Поднимите материалы, счета на выполненные работы. Надо искать, кто произвел ремонт.

Холодилин ни словом не обмолвился об обручальных кольцах, изъятых в Москве во время обыска. Между ним и инспектором по особо важным делам существовало полное доверие: если Ненюков молчал, значит, ничего нового о владельцах колец установить не удалось.