К Ненюкову пока еще не пришло это состояние тревоги и ожидания, когда уже ничего нельзя ни изменить, ни поправить.
— …Меня беспокоит «Апостол Петр». Я держал в руках икону, которую повесили на его место… — сказал Гонта.
— Плохо?
— Если они хотя бы раз видели подлинник, все пропало. Ошибиться невозможно.
С высоты собора освещенный прожектором бывший настоятельский корпус казался вытянутым, похожим на неправильную геометрическую фигуру. У входа мерцала вывеска.
Было около трех часов.
— Владимир Афанасьевич!…
Ненюков положил руку Гонте на плечо. Он все видел.
Две маленькие фигурки показались из-за угла и покатились к окну, забитому ставнем. Сверху фигурки казались неловкими заводными игрушками — кружили на месте, двигались, ни на секунду не оставались в покое. Два человечка, мешая друг другу, подкладывали под ставень длинный, очевидно металлический, рычаг и дергали. Менялись местами и снова дергали, ставень был прибит на совесть.
— Владимир Афанасьевич!… — повторил Гонта.
Ненюков догадался, что он ищет его руку. Они обменялись рукопожатием.
Никакая сила не могла оторвать Ненюкова от окуляра. Преступники охотились за творениями величайших мастеров, а между тем то, что он видел, было примитивно, как кража из пивного ларька.
Люди, суетившиеся внизу, выбивались из сил, несколько минут совещались, потом снова принялись за работу: теперь они не тянули стержень, а давили на перегиб.
Огромный промерзший собор аккумулировал вой ветра в разбитых витражах, скрипы, хлопанье птичьих крыл.
Ставень поддался. Скрежет выдираемых гвоздей долетел до верхушки собора. Обе фигурки сначала закатились за угол, под деревья, к могилам бывших настоятелей, потом появились снова и, уже ни секунды не мешкая, скрылись в окне. Тот, кто лез последним, изнутри вставил ставень за собой. Им предстояло выбить одну не особо тяжелую дверь и через коридор выбраться на лестницу: «Северное письмо» экспонировалось на втором этаже.
Несколько минут внизу как будто ничего не происходило. Сухие снежинки кружили, залетая в собор.
— Четыреста одиннадцатый! Четыреста одиннадцатый! — Гонта щелкнул тумблером радиостанции. — Я «Музей»! Как слышите?
— Слышу вас хорошо, — отозвался Четыреста одиннадцатый, точно он был рядом.
— Объявите готовность первой группе постов.
— Вас понял. «Музей», — сказал Четыреста одиннадцатый, — позади собора с правой стороны находится такси 26 — 17…
— Действуйте в соответствии с планом операции.
Ненюков передвинул окуляры ночного видения: преступники поднимались по лестнице, потом их тени мелькнули в окне на втором этаже, где еще несколько часов назад на центральном стенде экспонировался подлинный «Апостол Петр».
В простенках между окнами Ненюков потерял их из виду.
— Долго… Неужели заметили подмену? Гонта увидел их первый:
— Снимают центральную икону!
Четкий силуэт человека возник в середине зала.
— Обратите внимание: кто ее взял?
— Тот, что выше ростом… Прячет в сумку, застегивает молнию. Мечутся по залу, собирают иконы… Идут к лестнице. Четыреста одиннадцатый! Я «Музей»! Гости уходят.
— Вас понял.
— Конец связи!
Ненюков отложил окуляры. И невооруженным глазом было видно, как упал ставень. В отверстии появился человек, принял две тяжелые сумки. За ним показался его сообщник, приткнул ставень на место, и вот они оба с сумками уже бегут между деревьями к могилам настоятелей.
Не дожидаясь, когда до собора донесся звук разворачивающейся машины, Ненюков и Гонта, не теряя ни минуты, начали спускаться с НП. |