— Мы все прошли это: заявления, сроки, выезды на происшествия. Тут еще отчеты, профилактика, справки, занятия с инспекторским составом, совещания… Какую помощь оказал заместитель начальника отдела?
Одного за другим Холодилин поднимал подчиненных, звания и должности с каждым разом звучали внушительнее, наконец в кабинете остались сотрудники, входившие непосредственно в бригаду Ненюкова.
— За все, что происходит в доме, отвечает хозяин. С меня спросят серьезно. — Холодилин помолчал. — Будем выправлять положение.
Первый допрос Сенникова состоялся там же, на Ярославском вокзале, через несколько минут после задержания. Начальник отдела предоставил в распоряжение Ненюкова, Гонты и следователя кабинет — лучший в здании, выходящем окнами на платформу дальнего следования.
Вопросы задавал следователь. Это были обязательные вопросы протокольного порядка перед водворением в изолятор временного содержания, поскольку ни преступник, ни работники милиции не собирались открывать карты, — скорее, первое знакомство.
Допрос записывался на диктофон.
— Вы подозреваетесь в краже икон на выставке в городе Залесске… — Предварительно следователь представился: «Линейно-следственное отделение на станции Москва-Ярославская». — Что можете пояснить в этой связи?
Сенников не ответил, внимательно осмотрел свой пиджак: на рукаве оказалось небольшое пятнышко, он соскоблил его ногтем.
Следователь повторил вопрос.
— Слышите хорошо?
— Не глухой, — на этот раз Сенников заинтересовался пятном на колене.
— При аресте у вас изъята сумка. Она принадлежит вам?
Сенников долго соображал: как отвечать? Завтра другой следователь — прокуратуры — поведет наступление с позиций, на которых этот остановится сегодня.
За окном на перроне началась посадка. Лавировали носильщики, перекликались проводницы в кокетливо сдвинутых на глаза беретах.
Сенников наконец определил линию своей защиты:
— Не помню. Может, купил у кого!
— Что было в сумке? Тоже не помните?
— Иконы.
— Как зовут вашего напарника?
Сенников жестко провел ладонью по подбородку, его широкое переносье разгладилось.
— Я один был.
Только рецидивист-уголовник мог отстаивать безнадежную, явно уязвимую позицию. Следователь спросил:
— Что вы собирались делать с иконами?
— Сам не знаю… Хватит, начальник, — он ударил себя по колену, — веди в камеру. Эту ночь я не на печке валялся.
— Где же вы были?
— Где взяли, тут и сидел.
— Всю ночь?
— Всю ночь.
На этом допрос закончился.
— Сразу второго, — распорядился Ненюков, когда Сенникова увели.
Его напарнику можно было дать лет двадцать пять. У входа он как-то быстро, по-кошачьи, вытер ноги и только затем переступил порог.
— Нестор я, — он показался Ненюкову до смерти запуганным. — Бывало, старушки в деревне: «Попаси телят, Нестор». Кто яичко, кто хлебушка… Телята пасутся, а ты загорай! — Впечатление о его кажущейся субтильности было обманчиво, весил он килограммов девяносто.
— В школе учились?
— Год ходил…
Подвергать сомнению ответы не имело смысла, на одну ложь явно громоздилась другая.
— У вас в сумке иконы.
— В Загорск, продавать…
— Что вы думали приобрести на деньги от продажи икон? — спросил следователь.
— Костюм бы купил. Пальто с каракулевым воротником, чтоб теплее. И на юг!
— На юге холоднее?
— Я там не был. |