Изменить размер шрифта - +
Симпатичная, смеющиеся раскосые глаза. Невысокая. Худая с узковатыми бёдрами. Чёрные волосы, которые она как раз вытирает полотенцем, закинув руки назад так, что соски торчат очень задорно.

– Оу, Кэп, вы всегда так рады менья видеть!

Кивнула вниз, и я сразу прикрылся полотенцем. Его там есть на что повесить.

– Оу, мне это совсем не обидно, – рассмеялась она без малейшего смущения и даже не подумала закрываться. – Вас нефритовый жезр меня приветствует, это так миро!

Лёгкий акцент с характерной заменой «л» на «р», точнее, на некий промежуточный между ними звук, вроде «рл», напоминающий мурлыканье.

Я узнал чувство смешной неловкости – кажется, это случается не первый раз.

– Оу, Кэп сама, вы так миро смусяетесь всегда! Осень кавайи! Вы меня есё не вспомнири?

 

«…Узкоглазой не доверяю. Слишком липнет. Хотя сиськи у неё классные. Каждый раз думаю, „не макнуть ли нефритовый жезл в яшмовую вазу“, и каждый раз чувствую, что лучше не надо».

 

– Меня зовут Сэкирь.

– Э… Рад знакомству, Сэкиль, – учёл замену звуков я.

– Я визу, – захихикала она. – Вытирайтесь, не буду вас смусять.

Повернулась лицом к стене, кокетливо выпятив ягодицы. Хороша. Похоже, у моих ежесуточных «я» давненько не было секса. Впрочем, при регулярном ресете мозга отношения не особо построишь.

– Хоросего дня, Кэп сама! Вспоминайте быстрее! Вам есть сто вспомнить!

– И вам хорошего дня, Сэкиль.

 

Дверь в комнату чуть приоткрыта, там кто то есть. Дыхание, тихое движение. Меня ждут. Тихонько положил вещи на пол, накинул мокрое полотенце краем на ручку соседней двери, плотно с натягом закрутил в два встречных валика. «Морковка» – оружие казарм, госпиталей и гауптвахт. Выглядит забавно, пока не увидишь, какие следы остаются на теле от удара такой штукой. Если в кончик закатать что нибудь тяжёлое, этим и прибить можно. Человек что угодно превращает в оружие.

 

– Кэп, вы решили меня выпороть? У вас такая фантазия?

 

«Стасик», – подсказало мне то, что у других людей называется памятью.

 

«…Стасик (ненавидит это обращение, поэтому зови его так) тебя терпеть не может, но ни за что не признается. Самоназначенный местный лидер. Казармен фюрер. Никто его не слушается, потому что, во первых, он мудак, а во вторых, никакой лидер тут нафиг не сдался. Но он думает, что дело во мне/тебе/нас. Спиной к нему лучше не поворачиваться. Во всех смыслах. Ну да сам вспомнишь. Тот ещё персонаж…»

 

Я вспомнил, почему он мне не нравится. Не потому, что демонстративный, напоказ, гей, несущий свою ориентацию торжественно, как воткнутый в жопу радужный флаг. А потому что он подловат, мудаковат и одержим жаждой власти любой ценой. Пусть даже это весьма условная власть над очень странным здешним сообществом. Меня воспринимает как угрозу своему выдуманному авторитету.

 

– Вы зашли в мою комнату без спроса, Стасик.

– Стани́слав, пожалуйста. У нас, по́ляков, нет такого сокращения имени. Вы опять забыли? Как ваша память сегодня?

– В достаточной степени. Итак, вы в моей комнате.

– Дверь была открыта, я зашёл убедиться, что вы в порядке. Эти ваши провалы в памяти…

Врёт как дышит.

– Я в порядке. Теперь покиньте помещение.

– Вы такой токсичный сегодня!

– А вы меня не облизывайте.

– Фу, как глупо и пошло! – по́ляк вымелся с гордо поднятой головой и наткнулся в коридоре на идущую из душа Сэкиль. В джинсах и майке она тоже неплохо выглядит.

– Оу, Стасик, вы снова тут? Я проверира, Кэп сама всё ессё гетеросексуарен.

Быстрый переход