Совсем не такой. Эта ночь должна была быть после свадьбы. И всегда рядом с Кристин был Пол. В этом не было ничего отвратительного или неловкого. В ее грезах не было даже обнаженных тел, они были прикрыты покрывалами, и даже там она была одета в белое, и Пол шептал ей, как он ее любит и какая она красивая, и все это было необыкновенно чисто и невинно…
Тогда она не знала этих новых ощущений. И она не знала, что сможет продать себя мужчине, которому совершенно безразлична.
– Пожалуйста, – вдруг вскрикнула Кристин, пытаясь ускользнуть от его прикосновений. Слезы хлынули из ее глаз, и она отвернулась, чтобы он их не заметил. Она не могла больше вынести унижения. – Оставьте меня! Я… я не могу быть такой, как вы хотите, я не могу…
– Кристин!
Она затихла, услышав страдание и нежность в возгласе Коула. Он легко коснулся ее щеки. Затем придвинулся и обнял ее. Кристин с удивлением обнаружила, что он тоже дрожит, весь горит, как в лихорадке. Он снова и снова повторял ее имя, целовал ее лицо.
– Разве ты не видишь? Я не хочу привязываться к тебе. Я не хочу желать тебя вот так!
В его голосе она слышала страсть, глухую, тревожную. В его голосе была также и горечь, жгучая и болезненная. Он продолжал гладить ее руки, целовать ее, и это распаляло его. Каждое его прикосновение обжигало Кристин. Его руки были то нежными, то требовательными, то снова ласковыми и кроткими.
– Я не хочу желать тебя, – бормотал он, – но, Боже правый, я хочу тебя…
Затем он поцеловал ее, и все доводы разума испарились. Не о чем было говорить, поздно было рассуждать. Кристин прижалась к нему, позабыв обо всем на свете.
Казалось, все чувства нахлынули на нее разом. Голод… его рот был ненасытен, и он готов был поглотить ее всю. Его губы мяли, терзали ее губы, его язык, казалось, погружался в самые глубины ее существа, лаская, мучая, еще больше возбуждая ее.
Руки Коула скользили по ее телу, страстные и дерзкие. И в то же время его ласки были нежными, даже трепетными, но вдруг он с силой прижался к ней, будто желая на веки соединиться с ней.
Кристин не заметила, когда страх и дрожь прекратились, и началось что-то совсем иное. Она даже не заметила, когда успела снять тонкую ночную рубашку, не заметила, потому что его прикосновения были такими легкими, такими сладостными, стремительными. Может, это он ее снял? Она только видела, что Коул склонился к ее груди. Ласкал рукой ее грудь, целовал сосок, осторожно касался его зубами, сосал самый кончик его. Ласки Коула становились все требовательнее. Кристин готова была кричать. Никогда ни с кем она не была так близка, не знала, что способна испытывать подобные ощущения, что эти самые ощущения могут породить пальцы мужчины. Она вцепилась Коулу в плечи, едва сознавая, что делает ему больно. Сейчас ей казалось, что ее носит по волнам бушующего моря и Коул – ее спасательный круг.
А буря грозила перерасти в ураган. Губы Коула целовали ее шею, руки ласкали ее бедра, ягодицы. Движения его тела были быстрыми, и Кристин пыталась приноровиться к его ритму, но не могла. Она задыхалась, в изумлении ловя каждое новое ощущение. Он снова и снова ласкал ее. Его губы спускались от груди к животу. Его борода и усы безжалостно дразнили ее нежную кожу. Кристин почувствовала, как Коул коленом раздвигает ей ноги, и поняла, что наступает решающий момент, который изменит ее жизнь навсегда. Но даже тогда она не остановилась. Да и могла ли она бороться с ураганом?
И вдруг Коул замер. Его руки лежали по обе стороны от ее головы, он целовал ее с удивительной нежностью и шептал ей прямо в рот:.
– Ты чувствуешь голод?
Кристин не хотела отвечать. Все было настолько ново, настолько удивительно. Она лишь кивнула, но ему этого было мало.
– Кристин!
– Пожалуйста…
– Скажи мне. |