Изменить размер шрифта - +
Просто превосходная. Мне нравится, как вы взялись за дело.

– Благодарю. Арти, я сегодня что‑то не в форме. Вышел вот подышать свежим воздухом...

Арти снова махнул рукой.

– Не тревожьтесь, я тут засвечиваться не намерен. Вы правы. Нас не должны видеть. Просто шел мимо и решил поздороваться. Вот и все. – Он стал спускаться по лестнице.

– Арти!

Он обернулся.

– Очень скоро вы придете опять. Причем с намерением купить мою долю акций «Ледника», потому что я стану чересчур крупной фигурой. А я не пожелаю ее продать, потому что буду считать себя достаточной фигурой, чтобы вести с вами игру. И на какое‑то время мы станем врагами. Вы попытаетесь убить меня. Я попытаюсь убить вас, не так ли?

На его лице: сначала приподнятые в недоумении брови, потом снисходительная улыбка.

– А вам приглянулась идея голографической информации. Очень славно. Просто замечательно. Это единственный способ перехитрить Мод. Только смотрите, чтобы ваши данные имели отношение ко всей обстановке в целом. Это лучший способ переиграть заодно и меня. – Он ухмыльнулся, собрался было вновь повернуться, но, видимо, вспомнил что‑то еще. – Если у вас хватит сил воевать со мной и при этом еще расширять дело, держите свою охрану в хорошей форме – раньше или позже настанет момент, когда нам обоим станет выгодно снова проработать вместе. Если вы только продержитесь, мы снова станем друзьями. Когда‑нибудь. Только будьте начеку. Дождитесь.

– Спасибо, что вы мне это сказали.

Арти взглянул на часы.

– Ну что ж, прощайте. – Я решил, что он наконец уходит. Но он опять поднял голову. – Вы уже знаете новое Слово?

– Ах да, – сказал я. – Оно названо сегодня вечером. Какое?

Арти дождался, пока удалятся спускающиеся по ступеням люди. Он торопливо огляделся, потом, поднеся ко рту сложенные рупором ладони, наклонился ко мне, отрывисто бросил: «Пирит», – и многозначительно подмигнул.

– Я только что узнал его от девицы, которой сообщила сама Колетт (Одна из трех Певцов Тритона), – сообщил он, повернулся, вприпрыжку сбежал по ступеням и смешался с толпой.

А я остался. Я сидел, вспоминая – день за днем – прошедший год; сидел долго, а потом встал, потому что сидеть уже не мог. Но и размеренный ритм прогулки откликнулся в угнетенном мозгу привкусом сумасшедшей, назойливой бессмыслицы, и на исходе второго часа в голове моей вызрела неповторимо‑стройная маниакальная теория: тот Ястреб уже плетет вокруг меня сети некоего заговора; он вовлечет нас всех в западню – и когда я крикну: «Пирит», – это окажется вовсе не Словом; и никто не поспешит на помощь; зато сразу появится человек в черных перчатках, вооруженный револьвером/гранатами/ядовитым газом.

На углу был кафетерий. В свете льющимся из окна, у края тротуара копошилась вокруг разбитой колымаги кучка потасканных бродяг (в стиле Тритона: на запястьях цепочки, на щеках – татуировки в виде шершня, у тех, кому по карману – башмаки на высоких каблуках, кому они по карману).

Верхом на разнесенной вдребезги фаре сидела маленькая морфинистка, которую я в тот вечер выставил из «Ледника».

Что‑то толкнуло меня к ней.

– Эй!

Малышка посмотрела на меня из‑под напоминающих помятую паклю волос, глаза – сплошные зрачки.

– Ты уже знаешь новое Слово?

Почесав нос, расцарапанный уже до крови, она ответила:

– Пирит, – и хихикнула. – Совсем свежее, час как прикатили.

– Кто?

Она подумала.

– Ммм... парень, а ему... его парень, он только вернулся из Нью‑Йорка... а там... понимаешь, Певец по имени Ястреб.

Быстрый переход