В тот день у меня были пушистые черные волосы и темно‑каштанового цвета кожа.
Признаюсь, я был слишком уверен в себе, и поэтому все время стоял рядом с ней. Я даже вознамерился произвести на нее впечатление. Но вся моя самоуверенность мигом улетучилась, когда она внезапно повернулась ко мне и с каменным лицом произнесла:
– О! Вот так да! Это же Хамлет Калибан Энобарбус!
Глубоко укоренившиеся рефлексы слили на моем лице насупленные в замешательстве брови и снисходительную улыбку. «Простите, но по‑моему, вы ошиблись»... Но этого я не сказал.
– Мод, – сказал я, – вы явились сообщить, что настал мой черед?
На ней была блуза в наплывах и разводах синего цвета с большой же синей брошью на плече, откровенно стеклянной. И все же, оглядев разодетых в пух прах туристов, я оценил, что она выделяется среди них куда меньше, чем я.
– Нет, – ответила она. – Я в отпуске. Так же, как и вы.
– Серьезно? – Мы чуть отстали от толпы. – Не шутите?
– Особый отдел Земли, безусловно, сотрудничает с Особыми отделами других миров, но официальных полномочный на Тритоне мы не имеем. И поскольку вы явились сюда при деньгах и большую часть зарегистрированных доходов получили с «Ледника», Особый отдел вами пока не интересуется. Хотя Регулярная служба Тритона, вероятно, совсем не прочь вас заполучить. – Она улыбнулась. – Я еще не была в «Леднике». Неплохо бы похвастаться тем, что меня пригласил один из владельцев. Не возражаете, если мы выпьем немного содовой?
Застывший водоворот стен Мирового Колодца в хризолитовом великолепии круто обрывался у нас под ногами. Туристы благоговейно созерцали, а экскурсовод разглагольствовал о показателях преломления и углах наклона.
– У меня такое впечатление, что вы мне не доверяете, – сказала Мод.
Я не стал спорить.
– Вы были когда‑нибудь связаны с наркотиками? – внезапно спросила она.
Я нахмурился.
– Нет, я вполне серьезно. Мне нужно кое‑что для себя уяснить... нужна информация, которая может облегчить и вашу жизнь, и мою.
– Косвенно, – улыбнулся я. – Уверен, что всю информацию вы уже внесли в свои досье.
– Я была связана с ними несколько лет, и вовсе не косвенно, – сказала Мод. – Прежде чем меня приняли в Особый отдел, я работала в Отделе борьбы с наркоманией. Двадцать четыре часа в сутки мы занимались наркоманами и торговцами. Чтобы схватить крупных, приходилось дружить с мелочью. Чтобы схватить акул, приходилось договариваться с крупными. Мы вынуждены были одновременно с ними вставать и ложиться, говорить на одном с ними языке, месяцами жить на тех же улицах и в тех же домах, что и они. – Она отошла от поручня, пропуская какого‑то юнца. – Пока я была в отделе наркотиков, меня дважды отправляли лечиться от морфадиновой интоксикации. А ведь мой послужной список был едва ли не лучшим.
– К чему это вы?
– А вот к чему. Мы с вами вращаемся в одних и тех же кругах, хотя бы в силу выбранных нами профессий. Вы бы удивились, узнав, сколько у нас наберется общих знакомых. И не падайте в обморок, если однажды мы столкнемся с вами, переходя площадь Непобедимых в Беллоне, а две недели спустя нас станут знакомить за завтраком в одном из ресторанов Лакса на Япетусе. И хотя орбиты, по которым мы вращаемся, охватывают не один мир, они действительно одни и те же, причем не слишком широкие.
– Идемте. – Не скажу, что мой голос звенел восторгом. – Я угощу вас мороженым.
Мы двинулись вниз по пешеходной тропе.
– А знаете, – сказала Мод, – если вам все‑таки удастся достаточно долго не попадаться в руки Особых отделов ни здесь, ни на Земле, вам в конце концов обеспечен огромный, стабильно растущий доход. |