«Ясновидящая Серенити. Камберленд стрит, Бун».

И всё: ни фамилии, ни номера телефона. Объявление не было заключено в рамочку или выделено как то иначе, но привлекло мое внимание по двум причинам. Во первых, до дома этой самой Серенити я могла доехать на велосипеде; а во вторых, у нее была самая низкая цена: она единственная запрашивала за свои услуги десять долларов.

Камберленд стрит расположена в той части города, куда бабушка строго настрого запретила мне соваться. Это даже не улица, а глухой переулок с обанкротившимся магазином самообслуживания, двери в который заколочены, и крошечным баром типа «дыра в стене». На тротуаре стоят два деревянных рекламных щита. На одном значится: «До 17:00 вся выпивка по 2 бакса», а на другом написано: «ТАРО, $10, 14R».

Интересно, что такое 14R? Возрастное ограничение? Размер лифчика?

Мне боязно оставлять велосипед на улице, замка для него у меня нет. В школе, на Мейн стрит или в любом другом месте, куда я обычно езжу, пристегивать его нет необходимости. Поэтому я затаскиваю велик в коридор слева от входа в бар, а затем волоку его по лестнице, пропахшей пивом и по́том. Оказавшись наверху, я попадаю в небольшой вестибюль. На косяке над одной из дверей номер – 14R, а на самой двери табличка: «ГАДАНИЯ ОТ СЕРЕНИТИ».

Стены покрыты велюровыми обоями, которые уже начали отклеиваться. Потолок цветет желтыми пятнами. Сильно пахнет освежителем воздуха с каким то неопределенным пряным ароматом. Под ножку кособокого журнального столика для устойчивости подложен телефонный справочник. На самом столике – китайское фарфоровое блюдо, полное визитных карточек: «СЕРЕНИТИ ДЖОНС, ЯСНОВИДЯЩАЯ».

В маленьком предбаннике места для нас с велосипедом едва хватает. Я толкаю велик, описываю колесами неловкий полукруг, пытаясь прислонить своего железного коня к стене. Из за двери слышатся приглушенные голоса двух женщин. Что делать? Постучать и дать знать хозяйке, что я пришла? Но зачем? Если она и впрямь ясновидящая, то наверняка уже и сама все поняла.

На всякий случай я кашляю. Громко.

А потом, подпирая бедром раму велосипеда, прикладываю ухо к двери.

– Вас тревожит необходимость принять важное решение.

Громкий вздох и другой голос:

– Откуда вы знаете?

– И вы очень боитесь ошибиться.

Снова второй голос:

– Ох, мне так трудно без Берта.

– Он сейчас здесь. И хочет, чтобы вы поняли: нужно доверять своему сердцу.

Долгая пауза.

– Это совершенно не похоже на Берта.

– Конечно не похоже. Но он ведь не единственный из умерших родственников, кто хочет вступить с вами в контакт. Усопшие постоянно наблюдают за нами, и сейчас появился кто то еще, кто желает вам добра.

– О, так это, наверное, тетя Луиза?

– Да, точно! Она говорит, что вы всегда были ее любимицей.

Я не могу удержаться и фыркаю, думая про себя: «А ты, Серенити, удачно вывернулась».

Вероятно, мой смешок не остался незамеченным, разговор за дверью смолкает. Я наклоняюсь ближе, чтобы получше слышать, и роняю велосипед. Пытаясь подхватить его, переступаю ногами и путаюсь в размотавшемся шарфе. Велосипед – и я вместе с ним – валится на журнальный столик, блюдо падает на пол и разбивается вдребезги.

Дверь распахивается, я смотрю вверх из кренделя велосипедной рамы, скрючившись под которой впопыхах собираю осколки.

– Что здесь происходит?

Серенити Джонс – женщина высокая; розовато белые, как сахарная вата, волосы вихрятся у нее на голове, взбитые в высокую копну.