— Это не…! — выдавила она из себя. — Я не могу! Как ты мог! О! Нет! Я не могу поверить!

— Очень питательно, — заверил ее Шон.

А Матату, заметив направление ее взгляда, взял одну гусеницу, несколько раз перебросил ее с одной руки на другую, ожидая, пока она остынет, а потом с покровительственной улыбкой предложил ее Клодии.

— Думаю, меня сейчас вырвет, — сказала она и отвернулась. — Я не могу поверить, что я действительно это ела.

В этот момент в рации что-то щелкнуло, и послышалась речь на каком-то гортанном языке, которого Клодия не поняла. Однако внезапный интерес Шона к передаче заставил ее позабыть о том, что ее должно было вырвать от отвращения, и она спросила:

— Это на каком они?

— Африкаанс, — коротко ответил он. — Тихо! Слушай!

Но передача внезапно прервалась.

— Африкаанс? — спросила она. — Африканский голландский?

— Именно, — кивнул Шон, — мы вошли в зону действия радиостанции. Это определенно переговоры южноафриканских военных, скорее всего, пограничный патруль на Лимпопо. — Шон коротко переговорил с Альфонсо, потом сказал Клодии: — Он со мной согласен. Это пограничный патруль. Альфонсо говорит, что они иногда перехватывают такие передачи даже несколько севернее.

Шон взглянул на часы.

— Похоже, генерал Чайна развлекать нас сегодняшним вечером не будет. Похоже, лучше начать паковаться и отправляться в путь.

Шон уже почти встал, когда рация снова заговорила. На этот раз передача была очень чистой, и они могли слышать даже дыхание генерала Чайны.

— Добрый вечер, полковник Кортни. Прости за опоздание, но у меня были срочные дела. Перехожу на прием, полковник Кортни.

В последовавшей тишине Шон даже не сделал движения, чтобы приблизиться к микрофону. Генерал Чайна на другом конце поцокал языком.

— Так и не можешь найти слов, полковник? Ну, да Бог с ним. Я уверен, что ты слушаешь, поэтому хочу поздравить: вы проделали немалый путь. Очень впечатляюще, особенно, если учесть, что мисс Монтерро наверняка изрядно тебя тормозит.

— Вот сволочь, — зло прошептала Клодия. — Кроме всего прочего, он еще и шовинистическая свинья.

— Скажу откровенно, полковник, ты заставил меня удивиться. Нам пришлось перенести нашу заградительную линию дальше на юг, чтобы успеть перехватить вас.

Опять последовала непродолжительная пауза, а затем в голосе генерала послышались угрожающие нотки.

— Знаешь, полковник, а ведь мы нашли то место, где ты похоронил своего матабела. — Клодия почувствовала, как сидящий рядом с ней Шон напрягся, и пока генерал не заговорил снова, в воздухе повисла тишина. — Мы выкопали тело и по степени его разложения определили, как давно ты там был. — Шон аж затрясся, а Чайна едва ли не дружелюбно продолжал: — Мертвые матабелы воняют, как дохлые гиены, и твой не составлял исключения. Скажи мне, полковник, это ты всадил ему в голову пулю? Очень разумно. Он все равно бы долго не протянул.

— Свинья! Свинья проклятая! — вырвалось у Шона.

— Да, кстати, твоя растяжка не сработала. Боюсь, слишком дилетантская работа, — рассмеялся Чайна. — И не беспокойся о матабеле. Я заставил двоих моих людей с мачете поработать над ним. Пока он не превратился в маленькие кусочки. Гуляш из матабела!

Шон метнулся к микрофону и рывком поднес его ко рту.

— Ты грязное вонючее животное, — заорал он, — паршивый выродок! Клянусь Христом, тебе лучше молиться, чтобы никогда не попасть ко мне в руки.

Шон остановился, задыхаясь от собственной ярости.