Ни он, ни она старались не вспоминать момента, когда он поднес к ее виску пистолет. Возможно, они никогда об этом и не заговорят, но оба запомнят это на всю оставшуюся жизнь. Это так навсегда и останется между ними: для Шона — как самый ужасный момент его жизни, даже более страшный, чем смерть Джоба, а для Клодии — как подтверждение его огромной любви. Она знала, что он нашел бы в себе силы сделать это, но это стоило бы ему намного больше, чем пожертвовать собственной жизнью. Теперь ей больше не нужны были никакие доказательства его любви.

Дети отчаянно нуждались в воде: после жара пламени и дыма они страдали от обезвоживания. Шон отдал им половину оставшейся воды, а остальную очень неравномерно распределил среди взрослых: женщинам еще что-то досталось, а мужчины только чуть смочили губы.

— Матату, — сказал Шон хриплым мрачным шепотом, — если ты к концу дня не найдешь нам воды, мы умрем так же, как умерли бы, если бы нас развеяли в пыль пушки хеншо.

Они брели по почерневшему и дымящемуся лесу, и уже далеко за полдень Матату вывел их к небольшой глинистой луже, окруженной дымящимися скелетами обугленных деревьев. В центре этой покрытой толстым слоем золы и обгоревших мелких животных — ящериц, змей, крыс, которые искали здесь укрытия от огня, — лужи виднелись остатки застоявшейся воды. Шон процедил ее через рубашку, и они пили ее, будто нектар, издавая саднящими и разъеденными дымом глотками стоны удовольствия. Напившись до боли в животах, они начали лить воду себе на головы и одежду, тихо и счастливо смеясь.

Пройдя с милю от лужицы, они дошли до места, где ветер поменял направление и погнал пламя на уже выгоревший участок. Опустошенная, покрытая золой земля с дымящимися пнями осталась позади, и вечером они разбили лагерь на территории, где еще оставались сухие ветки и сучья, но которая была опустошена лесозаготовительными отрядами ФРЕЛИМО куда больше, чем огнем.

В первый раз после пожара Альфонсо развернул антенну, и они уселись вокруг рации, чтобы в очередной раз услышать проклятья и угрозы генерала Чайны. Услышав знакомый голос, они замерли, но тот говорил на шанганском, а за его спиной не было слышно звука работающих вертолетных двигателей. Вообще вся передача была краткой и загадочной, а ответы подчиненных — отрывочными и деловыми.

— Что он задумал? — спросил Шон у Альфонсо, но шанган только покачал головой.

— Похоже, он выводит войска на новые позиции.

Но в голосе Альфонсо не было никакой уверенности.

— Но ведь он не отказался от своей идеи насчет нас? — сказал Шон, — Может, генерал и потерял наш след во время пожара, но не думаю, что он так просто сдался.

— Нет, — согласился Альфонсо, — я его хорошо знаю. Так просто он не сдастся. Он будет преследовать нас до конца. Генерал Чайна — человек, который умеет ненавидеть по-настоящему. Он нас просто так не отпустит.

— Но ведь мы сейчас на территории, контролируемой ФРЕЛИМО. Неужели ты думаешь, что он последует за нами и сюда?

Альфонсо пожал плечами.

— У него есть хеншо. Ему не надо слишком беспокоиться о ФРЕЛИМО. Думаю, он будет преследовать нас, куда бы мы ни пошли.

Генерал Чайна отдал последний приказ, из которого было ясно, что он готовится к заправке вертолета. Он перешел на португальский, и ответы, которые последовали, видимо, от авиационного инженера, были на том же языке. Альфонсо перевел.

— Носильщики пришли. Теперь наш запас составляет две тысячи литров.

Голос Чайны:

— А как насчет запасного пускового насоса?

— Он здесь, мой генерал, — снова голос инженера. — Я заменю его сегодня вечером.

— Мы должны быть готовы к вылету с первыми лучами солнца.

— Я подготовлю машину к этому времени.