— Вероятно, да, — просто сказала Жанна. — Ничего другого тебе не остаётся, в любом случае.

Томас фыркнул.

— И где та Жанна, которая говорила мне при нашей первой встрече, что сочетание браком с несчастным человеком приводит к беде?

— Ну, тогда ты был прогрессивным учёным, не испорченным человеком с большими надеждами. А теперь ты несчастный, и к тому же обездоленный. Я охотно бы не говорила тебе этого, но ты — друг фактов и это переживёшь. Твоя репутация разрушена сплетнями, у месье Антуана ты не на лучшем счету, и ты не заслужил милости у короля. Твоя экспедиция была — ты должен это признать — неудачной. В парижских кругах уже известно о твоём жалком существовании, даже если де Буффон по-прежнему держится за тебя. И если бы твой отец был менее состоятелен, то кто-то как Клер, был бы далеко от твоей досягаемости. Вероятно, она не самая плохая связь. Ты совершенно пострадал от тоски. То есть, вы бы имели уже гораздо больше общего, чем большинство супружеских пар.

— Я не могу понять, ты говоришь так же, как мой отец!

Жанна слегка улыбнулась.

— Я только хочу напомнить тебе о том, что у тебя всё ещё есть мечты. И их всё ещё можно осуществить! Это всё, что имеют люди как мы. Имей новый мир не из гордости и печали, Томас! Если ты повинуешься твоему отцу, у тебя будет больше свободы — и с наследством твоей матери больше денег. Никто не ожидает, что ты — любящий супруг Клер, даже сама Клер. Это торговля, ничего больше. Вероятно, она даже будет радоваться, что ты часто путешествуешь; многие супруги часто разделены, чем вместе, и верность не относится к браку в любом случае. Одна вещь, которую я узнал в течение нескольких месяцев: мы должны принять наши шансы и оставить старую боль позади. У тебя лучшие карты, чем у меня: единственный, кто заботился когда-нибудь обо мне и моём будущем — дю Барри. И ты знаешь его причины. Возможно, ты хочешь поделиться со мной? Твой отец — интриган и имеет в виду только своё преимущество, но он всё равно лучший отец, чем когда-нибудь был мой или будет. За это бракосочетание Шарль борется как лев, и вместе с тем, за твоё будущее.

Как бы Томас не противился, разумом он понимал, что Жанна права. Юноша думал о Бастьене, семье, в которой всё внезапно изменилось хуже, чем у него. А также Жан-Жозефе д’Апхер, который сердился на своего отца и, тем не менее, уважал его. Мысль о великодушии молодого графа, который не отверг Изабеллу, стыдила его.

— Ты знаешь, я бы сама вышла за тебя замуж, — сказала Жанна, подмигивая. — Но тогда никто из нас не приблизился бы к нашим обеим целям — пожалуй, мы должны оставаться только друзьями, — она снова стала серьёзной. — По крайней мере, подумай над этим, Томас.

На прощание она поцеловала его в щёку. Её одежда прошуршала, затем дверь захлопнулась, и он остался совсем один. Довольно долго Томас просто смотрел на папку для рисунков в своих руках, потом откинул одеяло и выскользнул с кровати. Босиком он подошёл к секретеру и вытащил пачку документов. Это были письма Изабелле, написанные в первые дни после его возвращения, неуклюжие объяснения, уверения и мольбы, неоднократно перечёркнутые, исправленные, и, в конце концов, забракованные. Естественно, он не отправил ни одно из этих писем. Там не было никаких оправданий и возвращений. А маркиз д’Апхер итак не позволил бы Изабелле читать письма от Томаса.

Снаружи, под окном, продавец громко расхваливал брошюры с восхитительными историями. Два кучера перепирались за право проезда, внутрь хлынул городской шум и прогнал последние привидения из Гефаудана. И внезапно он как будто бы проснулся от долгого сна. И даже если действительность была серой и пустой, это была его действительность.

Томас взял стопку и встал на колени перед камином.