— Она знает только версию о несчастье на охоте. Она очень печалится. Но, вероятно, возвратится однажды в Ла-Бессер. Я думаю, Жан Хастель желает, чтобы они были снова мужем и женой, вопреки всему.

«Мы хотим себе так много», — подумал Томас. Он украдкой наблюдал за Изабеллой со стороны. Снежинки легли кружевной завесой на ее волосы. Она казалась взрослой, серьезной.

Рядом с живой изгородью Жанна гладила ручную собаку и высоко подняла ее. Группа гуляла дальше и исчезала из их поля зрения. Только смех Жанны до сих пор доносился к ним.

— Кто эта блондинка? — хотела узнать Изабелла. — Ты хорошо ее знаешь? Она целовала тебя только что, как будто бы хотела указать мне, кому ты принадлежишь.

Хотя Изабелла стремилась это скрыть, слова прозвучали почти рассержено. Он почти улыбнулся.

— Она — подруга, ее зовут Жанна. Один из мужчин — это ее жених, через несколько недель она назовется мадам дю Барри. Я многим ей обязан. Она умная женщина, и определенно они однажды заживут во дворце.

— А мы?

Это прозвучало вскользь к сказанному, и Томасу понадобилось пару раз вдохнуть, чтобы понять этот образ Изабеллы и ответить ей. «Мы». Теперь последний остаток печали также распался в пепел. И хотя слова Изабеллы были только обещанием между любящими, и никаким разрешением графа д’Апхер, Томас все же был абсолютно бессознательно счастлив. Лучше всего он бы схватил ее на руки и сильно расцеловал. Ему стоило большого самообладания, чтобы просто ответить.

— Не во дворце, я боюсь. Даже не в городской резиденции. Но, может быть, когда-нибудь… в городском доме?

Изабелла улыбнулась ему со стороны.

— В Париже?

— Где ты захочешь, Белла. Разумеется, это была бы скромная жизнь. Никаких хрустальных люстр, никаких дорогих шелковых вечерних платьев, никакого огромного количества прислуги…

— Но мы были бы счастливы, или нет?

— Были бы, — сказал Томас от всего сердца. Даже сегодня он не мог сказать, когда ее рука нашла его руку. Они пошли дальше, так хорошо знакомые, как если бы были парой. Это был бесконечно прекрасный сон. Но, конечно, реальность вернула его обратно.

— Ты думаешь, твой… брат позволит?

— Я не знаю, — сказала она серьезно. — Это не так, что Жан-Жозеф не любит тебя, Томас. И он должен мне кое-что. Но ты знаешь, занимает много времени, чтобы изменить положение вещей.

Томас вздохнул.

— Да, и он был бы, пожалуй, плохим господином, если бы отдал тебя мне. Даже если у меня была бы действительно хорошая должность в полиции через один, два года: ты бы потеряла свой титул и свои привилегии, как только бы вышла замуж за простолюдина.

— Это верно. С другой стороны… если меня сказки чему-то и научили, то только одному: некоторые вещи стоит ждать. Мне не нужна большая прислуга, а вести домашнее хозяйство я научилась у Хастель. И я многое получила бы в обмен на свои привилегии. Никаких хрустальных люстр, но в обмен на это мужчину, который рисковал даже в логове чудовища, чтобы спасти мою жизнь. Никакого титула, но кого-то рядом, кто рискнул из-за меня тюрьмой и потерей любви отца. Никаких дорогих шелковых вечерних платьев, но вместо этого две руки, которые будут держать меня в темноте, если мне присниться кошмар. И… — она потянула его с дорожки, в снег, за живую изгородь, где они были одни в течение нескольких секунд, — у меня будет мужчина, который любит меня и который целует меня каждый раз, когда я этого хочу!

Томас рассмеялся. В ее лисьих глазах отражались облака на зимнем небе, и рот Изабеллы был так заманчиво близок, что он не мог сопротивляться. Неожиданно его затопило нежностью.