Не дожидаясь ответа, Томас повернулся и снова полез в гору. Прошла вечность, пока мужчина достиг плато. Ему пришлось пройти по узкому краю, который головокружительно высоко поднимался вдоль бездны, когда он был совсем рядом с выступом. То, что юноша посчитал белым пером, все еще было приклеено на мокрой стене. И когда он подошел туда и присмотрелся, его пронзил шок: это была полоска бумаги.

На которой были изображены башня, белый кот и странник. Вдруг он увидел и услышал все удивительно отчетливо. И, наконец, также вспомнил то, о чем рассказал ему Бастьен, когда они еще были друзьями.

«Тогда я часто ходил в горы в одиночку, к водопаду. И там я с широко открытыми глазами мечтал. И во мне был мир, который принадлежал только мне. Я начал ходить туда каждый раз, когда мог. Там я хорошо себя чувствовал, все было отлично, я был сильным и властелином моих братьев. Это место, в котором я непобедим».

Томас выпрямился. «Где-то здесь», — подумал он. Это должна быть пещера или укрытие. Бумага могла упасть сверху. Или Изабелла оставила её на тропинке, а ветер принес к воде. Его взгляд бродил вокруг, и он заметил еще вторую неприметную тропинку по ту сторону водопада. Она вела наверх в горы между плотно стоящими соснами.

***

Лафонт знал, что сегодня представлял собой странное зрелище: под одной рукой у него была свернутая шкура кабана, под другой пятнистая сумка из козьего меха. Снаружи перед палаткой стояли Адриен Бартанд и Жан Хастель, которые были частью поисковой партии и позволяли Лафонту суетливо это вносить. Взгляд Хастеля помрачнел, когда молодой граф прошел мимо него. Д’Апхер игнорировал седого мужчину и вошел в палатку, не удостоив того взгляда. В этот момент Лафонт обрадовался, что отнял у хозяина трактира винтовку. С тех пор как д’Апхер выслал жену трактирщика в Веле, Хастель едва ли мог скрывать свою злобу против графа.

Жан-Жозеф д’Апхер выглядел так, как будто этой ночью не смыкал глаз. Он был бледным, со следами беспокойства о своей сестре. Разумеется, никто точно не знал ничего подобного о господах. Возможно, ему представлялось, что д’Апхер и к тому же, дворянка, впервые могла стать жертвой бестии, гораздо больше основывалось на том факте, что она была ему близка.

— У вас есть новости? Ее нашли? Она еще жива?

— Мы этого не знаем, — спокойно ответил Лафонт. — Но у нас есть не только след, но, в конце концов, это бестия. И мало времени.

Граф резко втянул носом воздух, но естественно, овладел собой. Он знаком приказал двум мужчинам перед палаткой, чтобы они удалились. Только когда мужчина смог остаться с Лафонтом с глазу на глаз, заговорил свободно.

— Кто это? — проговорил он.

— Бастьен Хастель.

Он также мог бы поручиться графу, что его сестра будет найдена мертвой. Тот стал белым как полотно и стиснул зубы. На мгновение Лафонт испугался, что граф потеряет выдержку.

— Вы уверены?

— У меня нет никаких сомнений, — Лафонт отложил свои собственные объяснения. Он слово в слово повторил то, что передал ему Адриен Бартанд от Томаса. — Как вы можете увидеть, мой осведомитель Жан Блан привел также вещественное доказательство. Он нашел эту шляпу в хижине Хастель в Ле Нуазэт.

Лафонт открыл сумку и достал помятую треуголку и вуаль.

— Я уверен, ее горничная подтвердит, что они принадлежат мадемуазель.

— Кто мне скажет, что мы можем доверять этому Жану Блану? Возможно, он сам является преступником и хочет отвести от себя подозрения?

— Я даю вам слово, — энергично ответил Лафонт. — Я уже давно, очень давно сотрудничаю с месье Бланом. Иногда он слишком горяч и действует не слишком умно, но у него есть замечательное чутье.