Жан-Батист дю Барри пользовался дурной славой во всём Париже за свою необузданность. На своих праздниках он не экономил на роскоши и соревновался с королевским двором: на стенах висели написанные маслом картины старых мастеров, дорогие зеркала отбрасывали свет от свечей. Служители спешили с полными лимонадом подносами и вином через залы, и на столах стояли фарфоровые чаши с марципановыми конфетами. Смех смешивался со звуками скрипок и музыкой клавесина.

Томас, который стоял рядом с дверью игровой комнаты и держал свой бокал с вином, наблюдал, как танцоры в двух рядах делали расстановку для менуэта. При этом не все сохраняли осанку, у одного аристократа даже белый напудренный парик съехал на бок.

Томас не особенно мог терпеть такие праздники, но он любил это настроение, которое называл «синий час» — время строгих вежливостей миновало, скандалы уже носились в воздухе. Праздничное общество было ещё не совсем пьяным, но оно уже воспринимало всё как поездку на карете, которая ехала быстрее и быстрее, до тех пор, пока не начинала рано или поздно раскачиваться. Косметика стиралась, смех становился громче, и вскоре за напудренным фасадом обнаруживались некоторые истинные лица.

Томас сконцентрировался на тех деталях, которые, конечно, не бросались в глаза никому из других гостей: парик флейтиста съехал назад и наружу торчал рыжий локон. Подол одной дамы слишком сильно осел на землю, значит, она тайком выскользнула под кринолином из высоких ботинок, чтобы охладить свои гудящие ноги на паркетном полу. Другая женщина сделала тайный знак своему молодому любовнику, ударяя веером, и незаметно покинула помещение, пока её ничего неподозревающий муж болтал с хозяином.

Где-нибудь в суматохе также находился и отец Томаса. Парень вытянул шею и наконец, обнаружил его поблизости от двери. Шарль Ауврай не был большим мужчиной, но там, где он стоял, вибрировал воздух. Мужчина увлечённо рассказывал историю и жестикулировал, дамы визжали и смеялись над смыслом. Томас знал, что снова должен был присоединиться к нему, но вместо этого отступил в сторону, и незаметно скользнул в смежную комнату. «Ещё несколько минут», — думал он. — «Ночь впереди достаточно длинная». Так как его отец уже неделю как страстно желал попасть на этот бал-маскарад, следовательно, он определённо планировал сегодня ещё какой-то шахматный ход на общественной игровой доске.

Он оглянулся назад к двери, натолкнулся на что-то мягкое и упёрся в упругий кринолин. В последний момент Томас смог удержать стакан, чтобы красное вино не разлилось в волосы, обрамляющие верх декольте. Ему бросились в глаза детали внешности этой женщины: белокурые волосы, которые падали на её открытые плечи, и узор кружевной ткани — крохотные лилии из белых ниток. Странный контраст к духам из роз, который ударил ему в нос.

— Ищете в моём декольте что-то конкретное, месье?

Томас поспешил провести дистанцию между собой и дамой. Она была самое большее на два года старше него, и высокого роста, как и он сам, и производила впечатление милым лицом с мягкими чертами и косым разрезом кошачьих глаз. Шёлковый цветок в её волосах отражал их синий цвет.

Вероятно, он и мадемуазель были единственными людьми на этом празднике, которые не носили маску. Красотка кокетливо улыбалась и пыталась направить его взгляд на свою грудь, пока одёргивала кружевные оборки на платье.

— О, я не ищу чего-то особенного, мадемуазель. Но лилии существуют для того, чтобы ими любоваться. Французское кружево, я полагаю?

Как и ожидалось, красотка рассчитывала на сокрушённые извинения. Она озадаченно подняла брови, потом поразила его смехом, который был очень громким и гортанным для дамы.

— Так-так, профессионал моды с чисто профессиональным интересом к лилиям.