-  Ну спасибо, Татьяна Алексеевна, - буркнул Виктор, - пошел я.

    -  Всего хорошего, - равнодушно бросила Танечка, склоняясь над пишущей машинкой…

    Когда за спиной Виктора захлопнулась дверь приемной, Алевтина Михайловна покачала головой.

    -  Да-а, гонору в нем…

    -  Подумаешь… - подобострастно поддакнула Танечка, - строят из себя.

    Директор бросила в ее сторону одобрительный взгляд.

    -  Ничего, сейчас побегает без работы - пообломается. Или в грузчики пойдет… Ну да ладно, что мы все о нем да о нем, зайди, мне продиктовать надо…

    На ступеньках школы сидели пацаны из секции. Увидев его, они вскочили на ноги и хором, но вразнобой поздоровались:

    -  Здравствуйте, Виктор Петрович.

    -  Привет, ребята!

    Виктор остановился и пожал каждому руку, чувствуя себя несколько не в своей тарелке под обстрелом детских глаз, в глубине которых отчаянно горела надежда на чудо. О его конфликте с директрисой знало множество народу. И о том, что педсовет постановил уволить его «по статье», тоже. А это означало, что и секция также накрывается медным тазом. Ибо доступ к спортзалу ему тоже перекрывали напрочь, а педагога с такой записью в трудовой книжке в другую школу никто не возьмет. Снимать зал? Это означало резко поднимать плату за занятия. А из тех пацанов, что ходили к нему заниматься, две трети не могли платить больше, чем уже платили. Вернее, даже три четверти…

    -  А вас все-таки уволили? - не выдержал Стасик, самый маленький и шустрый из всех.

    -  Да. - Виктор расстроенно кивнул. - Так уж получилось, простите…

    Пацаны тут же загалдели, перебивая друг друга, стали уверять, что они все понимают, и так и надо, и эта директриса сама…

    -  Так, стоп! - вскинул руки Виктор. - Инин, Патрушев - упор лежа, десять отжиманий!

    Инин молча упал на руки, а Толька Пагрушев возмущенно вскинулся:

    -  За что?

    -  Подумай! - качнул головой Виктор.

    -  Да ведь она ж… - начал тот, но, наткнувшись на спокойный взгляд Виктора, сник и опустился в положение упор лежа. В секции действовало суровое правило. Оценивать можно каждого - хоть сверстника, хоть президента, но высказывать суждение или критиковать - только тех, по сравнению с которыми ты сумел добиться большего. Поэтому взрослые для пацанов были как бы вне критики. Мол, сначала вырастите, станьте кем-то, а уж затем… Как-то раз, во время очередного пьяного выверта нашего Гаранта в раздевалке разгорелся жаркий спор. И Виктор прекратил его фразой:

    -  Один умный человек сказал: «Как жаль, что все, кто знает, как управлять страной, уже работают таксистами и парикмахерами».

    -  Виктор Петрович, - разгоряченно встрял Пагрушев, - неужели вы считаете…

    -  А ТЫ, Пагрушев, еще даже и не парикмахер, - закруглил разговор Виктор и жестко закончил: - Все ясно?

    -  Ясно-о… - уныло протянули остальные, и разговор увял. Наверное, такой подход был не слишком правильным, но Виктор терпеть не мог людей, которые громогласно ругают всех и вся, а свое собственное дело делают из рук вон плохо, находя для этого сотни «железных» оправданий: и начальники у них идиоты, и подчиненные уроды, и сослуживцы все вокруг лентяи и бездари, и в стране бог знает что творится - а вы хотите…

    -  Значит, так, ребята, - начал Виктор, - секция у нас пока распускается.