– Недалеко. Почти рядом.

– Благополучно?

– Нет горючего. И с рацией что‑то.

– Тогда оставайтесь. Поможете нам перебазироваться на снегоход. – Зернов запнулся, подыскивая подходящее английское наименование, и, видя, что американец его все же не понимает, пояснил: – Ну, что‑то вроде автобуса на гусеницах. Место найдется. И рация есть.

Американец все еще медлил, словно не решаясь что‑то сказать, потом вытянулся и по‑военному отчеканил:

– Прошу арестовать меня, сэр. Я совершил преступление.

Мы переглянулись с Зерновым: вероятно, нам обоим пришла в голову мысль о Вано.

– Какое? – насторожился Зернов.

– Я, кажется, убил человека.

6. ВТОРОЙ ЦВЕТОК

Зернов шагнул к укутанному Вано, отдернул мех от его лица и резко спросил американца:

– Он?

Мартин осторожно и, как мне показалось, испуганно подошел ближе и неуверенно произнес:

– Н‑нет…

– Вглядитесь получше, – еще резче сказал Зернов.

Летчик недоуменно покачал головой.

– Ничего похожего, сэр. Мой лежит у самолета. И потом… – прибавил он осторожно, – я еще не знаю, человек ли он.

В этот момент Вано открыл глаза. Взгляд его скользнул по стоящему рядом американцу, голова оторвалась от подушки и опять упала.

– Это… не я, – сказал он и закрыл глаза.

– Все еще бредит, – вздохнул Толька.

– Наш товарищ ранен. Кто‑то напал на него. Мы не знаем кто, – пояснил американцу Зернов, – поэтому, когда вы сказали… – Он деликатно умолк.

Мартин подвинул Толькины санки и сел, закрыв лицо руками и покачиваясь, словно от нестерпимой боли.

– Я не знаю, поверите ли вы мне или нет, настолько все это необычно и не похоже на правду, – рассказал он. – Я летел на одноместном самолете, не спортивном, а на бывшем истребителе – маленький «локхид», – знаете? У него даже спаренный пулемет есть для кругового обстрела. Здесь он не нужен, конечно, но по правилам полагается содержать оружие в боевой готовности: вдруг пригодится. И пригодилось… только безрезультатно. Вы о розовых «облаках» слышали? – вдруг спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил, только судорога на миг скривила рот: – Я настиг их часа через полтора после вылета…

– Их? – удивленно переспросил я. – Их было несколько?

– Целая эскадрилья. Шли совсем низко, мили на две ниже меня, большие розовые медузы, пожалуй, даже не розовые, а скорее малиновые. Я насчитал их семь разной формы и разных оттенков, от бледно‑розовой незрелой малины до пылающего граната. Причем цвет все время менялся, густел или расплывался, как размытый водой. Я сбавил скорость и снизился, рассчитывая взять пробу: для этого у меня был специальный контейнер под брюхом машины. Но с пробой не вышло: медузы ушли. Я нагнал их, они опять вырвались, без всяких усилий, будто играючи. А когда я вновь увеличил скорость, они поднялись и пошли надо мной – легкие, как детские шарики, только плоские и большие: не только мою канарейку, а четырехмоторный «боинг» прикроют. А вели они себя как живые. Только живое существо может так действовать, почуяв опасность. И я подумал: если так, значит, и сами они смогут стать опасными. Мелькнула мысль: не уйти ли? Но они словно предвидели мой маневр. Три малиновые медузы с непостижимой быстротой вырвались вперед и, не разворачиваясь, не тормозя, с такой же силой и быстротой пошли на меня. Я даже вскрикнуть не успел, как самолет вошел в туман, неизвестно откуда взявшийся, и даже не в туман, а в какую‑то слизь, густую и скользкую.