— Помните, я вам говорил?
Судья хотел было напомнить ему, что разговор не удался. Причиной тому стал Птусик, заложивший слишком крутой вираж. С отчаянным криком «Поберегись!» он врезался точнехонько в некроманта и потерял сознание от столкновения. Бедерхем охотно казнил бы летучего мыша: ему этот выход представлялся самым разумным. Но Зелг разволновался, вызвал доктора Дотта, и они долго хлопотали над растяпой.
Потом появился Мардамон с проектом пирамиды. А следом за ним — король Юлейн, который с надеждой спрашивал самого демона, не хочет ли тот наслать на его душеньку Кукамуну какое-нибудь бедствие? А если нет, то, может, душенька Кукамуна для чего-нибудь пригодится в Преисподней?
Словом, ничего этого Бедерхем напоминать не стал, а просто махнул рукой.
— Он говорит правду? — обратился к троглодиту Кехертус.
Несчастное существо быстро закивало головой. Ушки на шапке мелко затряслись. На паука он вообще не смотрел.
— Ты называешь себя князем ди Гампакортой? — уточнил Такангор, которому нашептал этот вопрос взволнованный вампир. Шелковистое ухо минотавра чутко прислушивалось к словам Мадарьяги.
Троглодит, казалось, проглотивший язык, отрицательно замотал головой, всячески отказываясь от славного имени.
— Тогда — кто ты?
— Глаза, — пискнул соотечественник Карлюзы.
— Кто?
— Глаза князя ди Гампакорты.
— Вы что-нибудь понимаете, ваша честь? — спросил вконец растерявшийся Зелг.
— Я понимаю, что последнее дело на этой неделе станет самым необычным в этом веке, а может, и в тысячелетии, — отвечал демон. — Я бы рекомендовал удалить зевак и ограничить число журналистов, раз уж вы отказываетесь выгнать их взашей. И неплохо бы окружить территорию солдатами. Все неправильно в этом неправильном деле. Не хотелось бы неприятных сюрпризов.
— Солдаты всю неделю на местах, — ухмыльнулся Такангор. — Лучники торчат в бойницах, меняются каждые два часа. Любого подстрелят по моему сигналу. Ветераны «Великой Тякюсении» дежурят день и ночь.
— Браво, генерал, — сказал демон. — Я и не заметил.
— Объявлю им благодарность в приказе, — решил минотавр. — Не нравится мне этот лорд. Глаза у него нехорошие.
— Совершенно верно, — согласилась фея Гризольда, спархивая на подлокотник его трона. — Это вовсе не глаза души, которую я видела той страшной ночью. Кто-то другой выглядывает из них.
— Разве так бывает? — изумился герцог.
— Бывает все, — убежденно молвил Такангор. — Так маменька говорят. А маменька знают, что говорят.
— Ну, если маменька… — вздохнул некромант, давно ознакомленный с теорией о непогрешимости мадам Мунемеи Топотан.
— Итак, начнем с самого начала, — предложил минотавр. — Потому что лично мне ясно, что эти двое что-то путают. Нам известно, что душу лорда Таванеля представляет князь ди Гампакорта, здесь отсутствующий. Нам известно также, что лорд Таванель, здесь присутствующий, существовать в принципе не может. Я хотел бы сперва получить объяснения по этим двум вопросам, прежде чем двигаться дальше.
— Разумно, — согласился судья Бедерхем. — У вас, юноша, мертвая хватка и ясный разум. Из вас выйдет неплохой судья.
— Я воевать люблю.
— Одобряю.
— Хочу обратить внимание достопочтенных судей, — сказал внезапно лорд, — что это моя душа. И кто, как не я, может судить, счастлива она или нет, хочет она покинуть меня или в ужасе от этой перспективы. |