Маргарита вздрогнула. Он взял её за подбородок и повернул лицо к себе. Она подняла ресницы и глянула ему в глаза. Видно было, что безумно боится. Но старается из последних сил это скрыть.

– Одного не могу понять, – задумчиво проговорил Постум. – Какое отношение имеет Всеобщая декларация прав человека к моей похоти?

– Ты позоришь титул Августа! – Девушка задохнулась, ошеломлённая собственной смелостью.

– Неужели? И кто думает так же, как она?

– Я, – сказал Философ и поднялся с ковра.

– Двое. Кто-нибудь ещё?

– Август, ты душка! – Туллия рассмеялась. Маргарита вздрогнула, как от удара. В этот миг они друг друга возненавидели.

Кумий и Гепом зааплодировали.

– Вы в меньшинстве, ребята. Так что, я думаю, моя похоть имеет отношение лишь к твоему вожделению, красотка, – усмехнулся Август. – У тебя наверняка появляется приятное жжение внизу живота, когда ты думаешь, сколько телок я трахаю за вечер.

Девушка попыталась отшатнуться, но за спиной у неё была стена – неподатливый камень. И она прижалась к этой стене.

– Признайся, тут все свои. – Он провёл рукою по её бедру, задирая тунику. – Именно об этом ты думала, когда шла просить за этих мальчишек. Мальчишки – только повод.

Он коснулся узкой полоски кинктуса. Она ударила его по руке.

– Вот глупая! – засмеялся Постум. – Она не хочет, чтобы я её возбудил перед тем как трахну.

И он грубо схватил её за шею, запрокинул голову и жадно приник к губам. Девушка замычала, беспомощно взмахнула руками, пытаясь вырваться, потом в ярости всадила ногти Постуму в щеку.

– Ах, дрянь! – Юноша отскочил, держась за скулу. – Да ты…

Неведомо, что бы он сделал с пленницей – влепил пощёчину или сбил с ног и повалил на ковёр. Но не успел – удар по другой скуле отбросил его к стене. Постум не сразу понял, что произошло: перед глазами его брызнуло белым светом и ослепило. Очнулся император на полу. Он тряхнул головой, приходя в себя, и увидел, что Философ стоит над ним, сжимая кулаки. Как хромоногий оказался рядом, Постум не понял. И другие – тоже, увлечённые забавой Августа.

– Он ударил меня. Он ударил меня, – повторял Постум с удивлением, будто не мог в это поверить. Потом ярость в нем закипела. Он вскочил на ноги – будто пружина распрямилась. – Раб меня ударил! Крот! – Здоровяк тут же поднялся. – Что в моем доме полагается рабу, если он ударит господина?

– Десять ударов плетьми, Август.

Философ снял со стены плеть и молча протянул Постуму.

Император несколько секунд смотрел на плеть, потом перевёл взгляд на Философа, они глянули друг другу в глаза. Что такое прочитал Август в глазах своего раба – неведомо. Но он отступил и напустился на Туллию:

– А ты что сидишь? Лёд принеси! На кого я завтра похож буду, а?

Та сорвалась и выбежала из таблина.

Постум взял из рук Философа плеть, взвесил на руке.

– Постум, прекрати! – крикнула вдруг Хлоя. – Так же нельзя. Он же старик, пощади его седины.

– Я не давал тебе слова, – отвечал Август, даже не повернувшись на крик. – И всем остальным лучше помолчать.

Он ощущал глухое недовольство прежде восторженной компании. Но это недовольство лишь ещё больше подхлёстывало его и злило. Он медленно поднял руку. В таблине стало тихо. Казалось, никто не дышал…

– Не смей, – прошептала Маргарита ему в спину.

– Я бы ударил, – прошипел Постум.