– Как из железа. Не согнешь, – усмехнулся он. – Ну, а теперь взгляни сюда.

Он коснулся другого, более близкого края. Половина листка не оторвалась, а отпала, как срезанная бритвой, ровно и без зубцов.

Другая половина осталась в том же положении за невидимой гранью.

Алик молчал. Казалось, опыт с листком не произвел на него впечатления. Он думал о чем‑то своем, вероятно более важном. Малыш, не дождавшись ответа, пожал плечами и еще раз молча обошел панели управления, потом сел, не глядя и смахнув на пол шахматы. На этот раз он собирать их не стал.

– Вся автоматика вышла из строя, – сказал он. – Все телеуправление. Полностью. Фактически ускорителя уже нет. – Он помолчал и добавил, уже не ища собеседника: – И еще: ни один электроприбор не работает. Тока нет, а лампочки светятся.

– Не вижу в этом противоречия, – сказал Алик.

– Свет без тока?

– Движение любой массы в кратчайшую, приближенную к нулю долю секунды, воспринимается нами в состоянии покоя. Все как бы остановилось, в том числе и свет. Но мы его видим.

– Твоя приближающаяся к нулю доля секунды уже приближается к единице. – Малыш демонстративно похлопал по ручным часам у запястья. – Идут часики. Движутся.

– Но не там, – загадочно сказал Алик, кивнув в глубину зала.

– А где? В другом мире?

– В другом времени.

Малыш встал и подошел к пульту, где сидел Алик.

– Ты не спятил, случайно?

Вместо ответа Алик показал на небольшой циферблат, где стрелка чуть‑чуть дрожала на втором от нуля делении. Малыш знал: нуль на этом счетчике скоростей обозначал скорость света, а деления – триллионные доли секунды. Но стрелка, обычно не доходившая до нуля на одно‑два деления, теперь опередила его, обогнав необгоняемое. «Суб» превратился в «супер».

– Быстрее света, – почти благоговейно прошептал Малыш, что уже само по себе было для него необычно. – Значит, правда? Теперь будет найден не только Ту.

Алик продолжал задумчиво следить за дрожавшей стрелкой.

– Не знаю, – проговорил он неуверенно. – Может быть, «световой барьер»

– это предел с «двумя сторонами»? Может быть, это уже отрицательная скорость? Может, она не возрастает, а убывает по мере удаления от барьера?

Честно говоря, Малыш ничего не понял. Только спросил:

– Почему же все остановилось?

– Я объясняю так… – Алик тщательно подбирал слова. – Примитивно: время – прямая линия, ну, скажем, в декартовых координатах. На световом барьере по неизвестным причинам оно как бы скривилось, образовав петлю, отросток от общей прямой. Эта петля начинается и кончается на графике в одной точке – в одном мгновении. Вот мы и наблюдаем сейчас это мгновение, миг, промельк, назови как хочешь, – словом, квант времени.

– Квант – не мгновение.

– Я же говорил упрощенно и о графике, и о кванте. Речь идет о наикратчайшей единице. Условно: период, который требуется свету, чтобы пройти диаметр атомного ядра. Или еще какой‑нибудь период – откуда я знаю! Можно взять и сотые, и тысячные этой длины. А стало быть, время, которое еще Лобачевский считал мерилом всяческого движения, как бы замирает, приближаясь к нулю бесконечно близко. Вот почему все и остановилось – для нас, конечно, только для нас! – ток в проводах, пучки протонов в ускорителе, ну, и твоя вода в кране. Попросту: остановилось время – остановилось движение.

– Мы же движемся, и время у нас идет…

– Где идет? В частице _нашего_ времени, в этой самой петле.