— Мистер Гудман, — официальным тоном сказала она. — Надеюсь, ужин оказался на должном уровне.

— Все было превосходно, спасибо, — спокойно ответил он. — Но тебе следовало сказать мне, что твои беды с персоналом касаются именно столовой.

Брайони пожала плечами.

— Мы справляемся.

— При условии, что ты работаешь по шестнадцать часов в сутки.

— Такая уж у меня работа. — Она машинально улыбнулась. — В любом случае, я сильная как лошадь и завтра опять буду в порядке. Линде уже намного лучше.

Грант немного помолчал, а затем сказал:

— В данный момент ты не выглядишь здоровой как лошадь.

Брайони поморщилась и налила себе кофе.

— Ты не хотел бы просмотреть бронирование на будущее? Картина весьма неплохая, если учесть, что на носу зима.

— Я верю тебе на слово, спасибо. — Он встал. — Почему ты не отправляешься спать?

— Пойду, только вот погуляю с Оливером.

Грант посмотрел на нее, как будто хотел что-то сказать, но когда Брайони бросила на него усталый, но в то же время дерзкий взгляд, его рот сжался, и, резко повернувшись, он вышел.

— Эх, Олли, — шептала Брайони позднее, когда они брели в холодной темной ночи, — что же мне делать?

Пес, естественно, не отвечал, но с обожанием лизал ее руку.

На следующее утро Линда была на боевом посту и, почувствовав себя лучше, сгорала от любопытства, однако после нескольких безуспешных попыток направить разговор в русло Гранта Гудмана, сдалась. Брайони даже не думала выведывать, о чем судачили в Хит-Хаусе, но она не могла не понимать, что проявляет себя не лучшим образом — она была деловой, энергичной, но совершенно неприступной.

— Люсьен, — сказала Брайони, подойдя к нему у кухни. — Я бы хотела с тобой поговорить. На тебя была жалоба. Ты не пройдешь ко мне в номер?

Люсьен подбоченился и свысока посмотрел на Брайони.

— Жалоба? На меня? Это за что же? Да я самый лучший гид!

— Гид ты, может, и лучший, но речь о другом.

— Тогда скажи мне здесь и сейчас, Брайони, — сказал Люсьен и раздраженно добавил: — Я не мальчишка, чтобы меня вызывали на ковер, да еще вдобавок женщина!

Брайони глубоко вздохнула и холодно проговорила:

— Очень хорошо. Если ты хочешь, чтобы все об этом слышали, будь по-твоему. В одной из анкет, которые я сегодня утром просматривала, гость написал, что единственное, что испортило ему пребывание в Хит-Хаусе, было твое чересчур фамильярное обращение с его женой.

Люсьен фыркнул.

— Если я, Люсьен дю Плесси, и был с ней фамильярен, Брайони, значит, она сама этого хотела, а этому джентльмену следовало бы не искать виновных, а задать себе вопрос, почему это происходит? Потому что, если он не удовлетворяет ее в постели, ее глаза всегда будут глядеть зазывно. Уж я-то знаю женщин!

— Я в этом не сомневаюсь, Люсьен, — парировала Брайони, — но, как бы то ни было, пока ты работаешь здесь, ты не имеешь права строить им глазки, а тем более дотрагиваться до них, как бы тебя ни провоцировали. Понятно, Люсьен?

— Ты мне угрожаешь, Брайони?

— Да, угрожаю, — процедила Брайони сквозь зубы. — Еще одна жалоба, и ты будешь уволен!

Люсьен насмешливо посмотрел на нее.

— Только, пожалуйста, не думай, что я не знаю, почему это так, Брайони. Ты сама страдаешь от подобных проблем, не так ли? Месье Гудман лишил тебя привилегии делить с ним его ложе, разве нет? А я, с другой стороны…

Он не успел закончить, потому что Брайони залепила ему звонкую пощечину и собралась было повторить, но Люсьен зарычал и поднял вверх руку для ответного удара.