Брайони закусила губу.

— Я сказала это сгоряча, — призналась она.

Грант лукаво посмотрел на нее.

— Ты можешь стать еще горячей и начать пинать ногами стиральные машины, — сказал он с вежливостью, которая была оскорбительной.

Брайони встала.

— Достаточно, — резко сказала она. — Мистер Гудман, будьте так добры сообщить мне, как долго вы собираетесь здесь пробыть, а затем позвольте мне продолжить мою работу.

Он лениво развалился в кресле и внимательно посмотрел на нее. На ней была серая юбка и белый пиджак.

— Два дня, Брайони, — небрежно бросил он. — Но сегодня утром я встретил в Страхане своих знакомых и пригласил их на ужин — они остановились в гостинице неподалеку, и я подумал, если ты, конечно, не возражаешь, использовать кабинет. Нас будет шестеро. Кстати, есть только один наряд, который тебе не очень-то идет, хотя, — он пожал плечами, — я ведь сравниваю с тем, когда на тебе вообще ничего нет. — И с этими словами он встал и вышел из офиса.

— Брайони, у меня не хватает обслуживающего персонала, ты же это прекрасно знаешь, а вечер в кабинете потребует отдельной официантки! — Питер Марсден снял с себя поварской колпак и теребил его огромными ручищами.

— Скажи об этом мистеру Гудману, Питер, — сердито сказала Брайони.

— А почему не ты? — Шеф-повар вопросительно взглянул на нее.

Брайони почувствовала, что кровь приливает к щекам, но, сделав глубокий вдох, ответила ровным голосом:

— Послушай, мы вот что сделаем: отправим обслуживать их Марсию, а я подменю ее в основной столовой, предварительно накрыв в кабинете. Что у нас сегодня в меню?

Он ответил.

— Хорошо. Я приступаю к делу.

Часом позже Брайони отступила назад, чтобы полюбоваться плодами своего труда, и не нашла никаких огрехов. Фужеры и столовое серебро блестели, розовая дамастовая скатерть и салфетки были безупречно накрахмалены и выглажены, а цветы на столе смотрелись великолепно. Она была уверена, что Марсия, прекрасная официантка и к тому же хорошенькая женщина лет тридцати, прекрасно справится со своими обязанностями. Затем Брайони взглянула на часы и обнаружила, что до гонга к ужину осталось всего двадцать минут — она едва успеет принять душ и переодеться.

Уже через пятнадцать минут Брайони вернулась в приемную, одетая в голубую юбку с оборками и джемпер в тон с шелковым, отделанным кружевом воротником. Она решила не надевать на себя форму, которую носили официантки: ведь большинство знали, кто она. К счастью, Грант объявился почти одновременно с гостями — двумя супружескими парами средних лет и живой темноволосой девушкой лет двадцати, дочерью одной из пар. Девушке явно нравилось общество Гранта. Перед тем как пригласить их на аперитив, Грант представил их Брайони. Интересно, подумала она, а как бы все было, если бы она согласилась стать его любовницей: включил бы он ее в число приглашенных, а если бы включил, то как, интересно, представил бы?

Несколькими минутами позже, когда голодная орда устремилась в столовую, у Брайони уже не было времени думать о таких вещах. И действительно, только в десять часов под ее наблюдением закончилось кормление опоссумов, на которое Грант привел гостей и во время которого наблюдал за ней с загадочным видом, после чего ей наконец удалось расслабиться.

Брайони прибралась в приемной, огляделась вокруг, а затем пошла в офис, где ее ждал поднос с ужином и кофе.

Она наполовину расправилась с едой, первой за весь день, если не считать наспех проглоченного бутерброда, когда в комнату вошел Грант и закрыл за собой дверь.

Брайони подняла салфетку к губам и отодвинула в сторону тарелку.