Самоуверенность мадам Бобковой не произвела особого впечатления на издателей — к закидонам графоманов, возомнивших себя писателями с большой буквы, им не привыкать. Видя заваленные отечественной беллетристикой прилавки, те думают: „Я напишу не хуже. Если такое издают, то и мои произведения напечатают“ — и садятся творить, ведь каждому приятно увидеть собственную фамилию на яркой книжной обложке. Чем черт не шутит?! А вдруг удастся прославиться? Примерно таков был ход мыслей Валентины Вениаминовны, правда, в отношении будущего она себе вопросов не задавала, ничуть не сомневаясь в собственном уникальном даре.

Чокнутых авторов издатели тоже навидались и сохраняли олимпийское спокойствие.

— Мы завалены рукописями, — ответили ей в одном издательстве, кивая на стеллажи, которые и в самом деле ломились от папок. Штабеля результатов стремления многих россиян стать писателями стояли даже в коридоре и тянулись вдоль стены до самого выхода. — Видите, сколько рукописей? И это еще не все. В подвале нашего здания ими забиты две комнаты. Оставьте ваши романы, посмотрим. Если подойдет, мы вам сообщим.

Терпения „российской Франсуазы Саган“ хватило ровно на неделю, а потом мадам Бобкова стала терзать редакционные телефоны с требованиями немедленно дать положительный ответ. В итоге все три издательства ей отказали. Разгневанная Валентина Вениаминовна высказала немало нелицеприятных слов в адрес главных редакторов, их заместителей, рецензентов и прочих сотрудников, прошлась и насчет выпускаемой продукции. В выборе выражений непризнанная писательница не стеснялась, и охранникам одного из издательств, которое она почтила своим вниманием, пришлось выпроводить скандалистку под белы ручки.

* * *

Леночка терпеть не могла Марго, считая ту бездарной выскочкой, замечательно устроившейся лишь благодаря своему влиянию на Самсоныча, умению смотреть старикану в рот, изображать преданность и уважительность. Лена не сознавала, что ведет себя примерно так же, но считала, что ее стиль взаимоотношений с начальством — образец правильного поведения умной секретарши. Делиться с Марго теплым местом возле шефа она категорически не желала.

— Жополизка, — не раз клеймила Лена соперницу в борьбе за благосклонность начальника.

Коллеги были с ней солидарны. Еще куда ни шло, если бы журналистка спала с Самсонычем, — так хоть можно объяснить, почему он столь явно ее выделяет. Причина его особого расположения была неясна, и это еще больше выводило из себя сотрудников газеты „Все обо всем“.

И в самом деле, у Марго ни кожи ни рожи, да и способностями Бог обделил, однако гневливый Змей Горыныч никогда ее не распекает, наоборот, постоянно нахваливает, ставит всем в пример, с подачи любимицы устраивает подчиненным безобразные выволочки, и это всем изрядно надоело.

— Марго дождется, я придушу ее собственными руками, — как-то раз заявила Алевтина Овечкина, ненавидевшая свою неблагозвучную фамилию и публикующаяся под псевдонимом Алиса Адлер.

Поводом для столь экспрессивного высказывания стала очередная кляуза Марго, большой любительницы как бы между прочим вставить в беседе с шефом нелицеприятную реплику в адрес коллеги или просветить относительно каких-то его проступков. После этого Алевтину вызвали в кабинет замглавреда, и полчаса дверь сотрясалась от мощных децибелов начальственного мата.

Алевтина считалась первой красавицей в их коллективе, да и в более широком кругу ее броская внешность не оставалась незамеченной. Мужское внимание престарелого Самсоныча ее бы не осчастливило, как раз наоборот, радовало отсутствие такового — еще не хватало иметь интим со стариком! Журналистка обладала не менее вспыльчивым нравом, чем Змей Горыныч, и не могла стерпеть, чтобы ее полчаса распекали, да еще в столь оскорбительных выражениях.