Изменить размер шрифта - +

Слезли мы, подошли к народу. Мужики сидят, картошки жарят, смеются с бабами.

И Демьян с ними. Поднялся народ, повёл их Демьян расставлять кругом по нашему вчерашнему обходу. Вытянулись мужики и бабы ниткой, тридцать человек – только по пояс их видно – зашли в лес; потом пошли мы с товарищем по их следу.

Дорожка хоть и натоптана, да тяжело идти; зато падать некуда, – как промежду двух стен идёшь.

Прошли мы так с полверсты; смотрим – уж Демьян с другой стороны к нам бежит на лыжах, машет рукой, чтоб к нему шли.

Подошли мы к нему, показал нам места. Стал я на своё место, огляделся.

Налево от меня высокий ельник; сквозь него далеко видно, и за деревьями чернеется мне мужик-загонщик. Против меня частый, молодой ельник в рост человека. И на ельнике сучья повисли и слиплись от снега. В средине ельника дорожка, засыпанная снегом. Дорожка эта прямо на меня идёт. Направо от меня частый ельник, а на конце ельника полянка. И на этой полянке, вижу я, что Демьян ставит товарища.

Осмотрел я свои два ружья, взвёл курки и стал раздумывать, где бы мне получше стать. Сзади меня в трёх шагах большая сосна. «Дай стану у сосны и ружьё другое к ней прислоню». Полез я к сосне, провалился выше колен, обтоптал у сосны площадку аршина в полтора и на ней устроился. Одно ружьё взял в руки, а другое с взведёнными курками прислонил к сосне. Кинжал я вынул и вложил, чтобы знать, что в случае нужды он легко вынимается.

Только я устроился, слышу, кричит в лесу Демьян:

– Пошёл! В ход пошёл! Пошёл!

И как закричал Демьян, на кругу закричали мужики разными голосами.

– Пошёл! Уууу! – кричали мужики.

– Ай! И-их! – кричали бабы тонкими голосами.

Медведь был в кругу. Демьян гнал его. Кругом везде кричал народ, только я и товарищ стояли, молчали и не шевелились, ждали медведя.

 

– Вот он! Вот он! Вот он! Сюда! Сюда! Ой, ой! Ай, ай, ай!

Видно – на глазах медведь. Не жду уже я к себе медведя и гляжу направо, на товарища. Смотрю: Демьян с палочкой, без лыж, по тропинке бежит к товарищу; присел подле него и палкой указывает ему на что-то, как будто целится. Вижу: товарищ вскинул ружьё, целится туда, куда показывает Демьян. Хлоп! – выпалил. «Ну, – думаю, – убил». Только смотрю, не бежит товарищ за медведем. «Видно, промах или плохо попал, – уйдёт, – думаю, – теперь медведь назад, а ко мне уже не выскочит!» Что такое? Впереди себя слышу вдруг – как вихорь летит кто-то, близёхонько сыплется снег, и пыхтит. Поглядел я перед собой: а он прямёхонько на меня по дорожке между частым ельником катит стремглав и, видно, со страху сам себя не помнит. Шагах от меня в пяти весь мне виден: грудь чёрная и головища огромная с рыжинкой. Летит прямёхонько на меня лбом и сыплет снег во все стороны. И вижу я по глазам медведя, что он не видит меня, а с испугу катит благим матом, куда попало. Только ход ему прямо на сосну, где я стою. Вскинул я ружьё, выстрелил, – а уже он ещё ближе. Вижу, не попал, пулю пронесло; а он и не слышит, катит на меня и всё не видит. Пригнул я ружьё, чуть не упёр в него, в голову. Хлоп! – вижу, попал, а не убил.

 

Когда товарищ и Демьян увидали, что медведь сбил меня в снег и грызёт, они бросились ко мне. Товарищ хотел поскорее поспеть, да ошибся; вместо того, чтобы бежать по протоптанной дорожке, он побежал целиком и упал. Пока он выкарабкивался из снега, медведь всё грыз меня. А Демьян, как был, без ружья, с одной хворостиной, пустился по дорожке, сам кричит:

– Барина заел! Барина заел! – Сам бежит и кричит на медведя: – Ах ты, баламутный! Что делает! Брось! Брось!

Послушался медведь, бросил меня и побежал.

Быстрый переход