Изменить размер шрифта - +
Я их выбросил.
 — Да что ты! Первосортные стейки, — изумилась она. — Куда выбросил, сюда? — Вера подошла к ведру.
 — На помойку, — сказал он.
 Черт, неожиданный поворот; надо было все наперед продумать.
 — Пойду достану, — сказала она, направляясь к двери. — Прохиндей! — Это о мяснике.
 — Не надо, — сказал он.
 Он не встал, не попытался преградить ей дорогу. Остался сидеть за столом. Сердце в груди — его собственное мясо — неистово запрыгало, заколотилось.
 — Он всегда нас хорошо обслуживал, — сказал он. — Если мы пойдем с ним ругаться, он… ну-у-у… отношения испортятся. Отношения продавца с клиентом.
 Он упоенно слушал себя. Получалось убедительно.
 — Там еще фарш есть, — продолжал он.
 — Фарш я взяла детям, — возразила она. — На котлеты.
 — Я котлеты люблю. И ты тоже.
 Дверь из кухни на двор стояла нараспашку. Сегодня жарко, уже неделю жарко. Он смекнул: ей страшно не хочется поднимать крышку мусорного контейнера. Шугать мух, копаться в помойке.
 На ужин были котлеты. Маленькие, но дети не ныли, что им досталось немного. Обошлось.
 И делу конец.
 Утолил позывы — и будет. Он вспомнил — увидел со стороны — как набросился на мясо, наклонившись над мойкой. Прикрыл глаза, крепко зажмурился: «Только представь, — велел он себе, — что тебя за этим застукают… Кто-нибудь из детей, жена… Жизнь кончена».
 Он задавил в себе жажду. Но через несколько дней она вернулась. И он снова ее задавил. Снова к холодильнику. Ага, отбивные из барашка. Огромным усилием воли заставил свою руку не трогать отбивные. Ухватил упаковку куриных грудок: на полистироловом лотке, затянуты в пленку. Проткнул пленку пальцем, ободрал. Вытряхнул грудки на тарелку и выпил розовую, почти белую кровь. Залпом, с лотка. Немедленно стошнило.
 Исцелен. Тошнота, гадливость — лучшее лекарство. Чтоб я еще хоть раз… На следующий день не пошел на работу. Вера пощупала его лоб:
 — А вдруг у тебя свиной грипп?
 — Куриная оспа, — сказал он. «Ты у меня дикарь».
 — Или ветрянка. Хотя ветрянкой ты, наверное, в детстве переболел, — сказала она. — Переболел, да?
 — Вроде да.
 Она заволновалась:
 — От ветрянки у взрослого мужчины может быть бесплодие.
 — Я вазэктомию[8] сделал, — напомнил он. — Три года назад.
 — Я забыла.
 — А я вот помню.
 Как бы то ни было, он исцелился. Взял себя в руки. Достаточно было только подумать, только вспомнить: вкус куриной крови, полистироловый лоток… Весь день подташнивало. А он нарочно себя доводил. Изводил воспоминаниями, пока не осознал: все путем, теперь я в прочной завязке.
 На самом деле ему не кровь была нужна, а железо. Этот вывод он сделал, когда снова вышел на работу и немного полазил в Интернете. Все логично. Сразу от сердца отлегло. Алая коровья кровь — она и на вкус, и даже на вид металлическая, отдает ржавчиной. Вот по чему он на самом деле изголодался — по железу. Организм требует. В последнее время лицо какое-то бледное; перед телевизором в сон клонит, точно старика. Анемия. Все, что ему нужно, — это железо. Он купил себе пакет виноградного сока — дети виноградный не пьют. По дороге с работы зашел в аптеку за препаратом с железом. Но это он зря затеял. Провизорша уставилась на него поверх очков, спросила:
 — Вы для кого берете, для жены?
 — Мы их вдвоем пьем, — сказал он.
 — Мне нужен рецепт от вашего участкового врача, — уперлась провизорша.
Быстрый переход