Не мы, полицейские, а именно «они».
– Ах, это. Ну да.
– Может, расскажете уже, почему сбежали? – предложил Бэнкс.
– Я увидел их у дома, – начал Ваймен. – Шпионов. Я как раз возвращался после дневного спектакля, хотел попить дома чаю. Они выносили вещи. Компьютер, бумаги, коробки. Неспроста ведь.
– Как вы узнали, что они из разведки? В конце концов, вещи выносить могли и полицейские.
– Мы уже встречались. Они тогда предупредили меня. Сказали, чего ждать.
– Когда это было?
– Накануне. В субботу, сразу после того, как я вышел из полицейского участка. Они поджидали меня в машине у площади. Усадили на заднее сиденье, в серединку. Парень и девушка. Выспрашивали, зачем вы меня вызывали, какое отношение я имел к смерти Лоуренса Сильберта. Они даже решили, что я связан с русской мафией, представляете? А увидев их у своего дома, я просто запаниковал.
– Видимо, до вас они добрались через Томасину, – сказал Бэнкс.
– Что вы имеете в виду?
– В пятницу утром они обыскали ее офис. Забрали большую часть документов. Читать им пришлось много, а ваша папка, судя по всему, лежала в самом конце. Наверное, до этой папки очередь дошла только в воскресенье, и тогда же попытались вас найти – но безуспешно.
– Как они вышли на Том Сэвидж?
– Каюсь, этому поспособствовал я. Вы обронили ее визитку в гостинице Мохаммеда, а он ее нашел.
– Вы ездили к Мохаммеду? Во время предыдущего нашего разговора вы ничего такого не говорили.
– Я много чего не говорил. Вам это знать было совсем не обязательно.
– А теперь?
– А теперь все эти сведения, возможно, помогут вам разобраться, что и почему.
Ваймен молчал, обдумывая его слова, и отпил еще виски. Руки у него дрожать перестали.
– Они знали, что я ездил в Россию, – наконец сказал он.
– Это не так‑то сложно выяснить. Как только они увидели, что я вами заинтересовался, наверняка стали вас проверять. А потом еще и Томасина им попалась. А когда вы были в России?
– Четыре года назад. Ездил в Москву и Санкт‑Петербург. Черт возьми, обычным туристом! Я долгие годы копил деньги на эту поездку. И поехал один, потому что Кэрол такие путешествия не интересуют. Ей бы поваляться на пляже, где‑нибудь на Майорке. А я… я в восторге от русской культуры. Обожаю Чехова, Достоевского, Толстого, Чайковского, Шостаковича…
– Понял, понял, – прервал его Бэнкс. – Можете не перечислять. Я вас понял.
– Они сказали, что им все известно о моей поездке, – продолжил Ваймен. – И потребовали список людей, с которыми я встречался и разговаривал во время путешествия.
– И что вы им сказали?
– Правду. Что я ни с кем не встречался и не знакомился. Вернее, встречался, конечно, но так… Я ходил по музеям, галереям. Был в Большом театре, в Кремле. Гулял по улицам.
– А они что?
– Не поверили мне. Сказали, что еще вернутся. И добавили – если выяснится, что я вру, мне не поздоровится. Я лишусь и работы, и семьи. В общем, это было ужасно. И когда в воскресенье я увидел их возле дома, то страшно перепугался. Но скоро у меня кончился бензин. Я зашел в бар, подумать и выпить пару стаканчиков. Сообразил, что в первую очередь они будут искать мою машину, потому и решил дальше идти пешком. С тех пор я, как дикарь, жил в пустошах. Потом вспомнил про вас – вы показались мне порядочным человеком. Честным. И я тогда еще подумал – если кто и сможет разгрести все это, так это вы. Мистер Бэнкс, я ведь не совершал никаких преступлений. Я ни в чем не виноват. |