– Разве режиссер не должен присутствовать на каждом представлении? У вас ведь сегодня и дневной спектакль, да?
– Да, но «Джейн‑катастрофу» играли ребята из Сообщества любителей оперы, а у них свои собственные актеры и режиссеры. Они к нам не имеют особого отношения. – Росс кивнул в сторону своих коллег: – По сути, наемными служащими театра являемся только мы, Марк и кассиры, разумеется. Единственная константа, так сказать. А для сегодняшнего спектакля у нас уже все готово, так что пару дней без Дерека мы спокойно проживем.
– Значит, Дерек Ваймен в театре не работает? В отличие от мистера Хардкасла.
– Верно. Дерек преподает драматическое искусство в колледже Иствейла. Так что такие постановки для него хобби. А Марк профессиональный костюмер и сценограф.
– А актеры тоже работают где‑то еще, помимо театра?
– Конечно. Это же любительский театр.
– Как только мистер Ваймен вернется, нам надо будет с ним поговорить.
– Разумеется. Салли – дама, которая сидит у нас на кассе, – даст вам его адрес и телефон.
– Когда Марк Хардкасл уехал в Лондон?
– В среду.
– И вернуться должен был сегодня утром, верно?
– Когда мы разговаривали с ним, это было во вторник днем, он уже ехал домой.
– А вас не обеспокоило, что сегодня утром он не пришел на работу?
– Не особенно. Как я уже сказал, Марк был костюмером и сценографом. К моменту премьеры делать ему уже особенно нечего. А всякой черной работой занимаемся мы – перетаскиваем по сцене лампы да книжные шкафы. Правда, к чести Марка стоит отметить, что он всегда нам помогал. А вообще он отвечал за визуальный ряд – прорабатывал каждую сцену, придумывал все костюмы. Разумеется, сообща с режиссером.
– То есть с Дереком Вайменом?
– Для этой постановки – да. Они почему‑то решили использовать для «Отелло» декорации в стиле немецкого экспрессионизма – всякие крупные предметы необычной формы, игру света и тени, много странных ракурсов и все такое прочее. В духе немого фильма «Носферату». Собственно, именно поэтому они и поехали в Лондон, и именно поэтому Дерек до сих пор там. В Национальном доме кино бенефис фильмов немецких экспрессионистов.
– Был ли у Марка Хардкасла мобильный телефон?
– Нет, он их терпеть не мог. Когда во время представления у кого‑нибудь из зрителей звенел мобильник, он просто сходил с ума. И хотя мы просим отключать телефоны, происходило это довольно часто. Но что все‑таки с ним случилось? Никак не могу понять. Вы сказали, его нашли мертвым. Его сбила машина? Или его убили?
Коллеги Росса внимательно следили за их разговором.
– С чего вы это взяли? – поинтересовалась Уинсом.
– Ну, а что я должен был подумать? – взглянул на нее Росс. – Вы же из отдела особо тяжких преступлений.
– Пока мы еще точно не знаем, что произошло, – ответила Уинсом. – Когда обстоятельства смерти наводят хоть на малейшие подозрения, полиция обязана следовать определенному протоколу.
– Значит, он не от инфаркта помер, нет?
– А у него было больное сердце?
– Да я просто так сказал. Образно.
– Нет, он умер не от инфаркта. Мистер Хардкасл чем‑нибудь болел?
– Насколько нам известно, нет, – ответил Росс. – Он всегда казался вполне бодрым, веселым и полным энергии. Марк очень любил жизнь.
– А наркотики он любил? – спросила Энни.
– Я о таком никогда не слышал.
– А вы? – Энни повернулась к остальным работникам. |