– Господин капитан...

    – Вы ранены, подпоручик. Врача, быстро. Кто-то метнулся за врачом.

    – Так точно, господин капитан. Ранен. Курсант Аздашев убит. В клочья. Фугасный огнемет. Брешь они заткнули. Не пройти. Без пушек – не пройти. Говорят по-русски, слышал сам...

    Он вдруг как-то очень быстро упал. Никто не успел его поддержать.

    Уже бежал врач, за ним двое санитаров со сложенными носилками.

    – Отставить, – сказал Горелов нам и снова встал, заложив руки за спину. – Продолжаю инструктаж. После преодоления полосы проволочных заграждений...

    Пахло обугленным мясом.

    31.08. 11 час. 30 мин.

    Там же

    – Все равно не могу поверить, – бормотал Поротов, глядя на меня своими узкими, странно блестящими, неподвижными глазами. – Не могу, Зден. А ты можешь? Ты, наверное, тоже не можешь. Кто-то сейчас придет и разбудит...

    Мы лежали в высокой траве у края вспаханной полосы. Пятьдесят метров, а дальше колья с колючкой, а дальше – бетонная стена с колючкой же по гребню, а дальше... дальше – Бог знает что. В руках у нас были пэзээры – несерьезно-легкие пукалки, похожие на гарпунные ружья для подводной охоты, разве что чуть потолще. Справа и слева лежали такие же, как мы, ребята с такими же пэзээрами – и ждали зеленой ракеты.

    – Вот видит Бог, Зден, нас дурачат... сейчас придет тот полковник и скажет...

    – Помолчи, а?

    – Да, сейчас... сейчас я заткнусь. Ты не волнуйся так, Зден, ведь ничего страшного... если разобраться, то...

    П-ффф! Ракета проплыла над нами медленно, чуть виляя роскошным зеленым кометным хвостом, и вспыхнула яркой четырехлучевой звездой. Где-то вдали раздалось несколько выстрелов.

    – Давай, – сказал я.

    И сам – поднял пэзээр, целясь примерно в гребень стены, и нажал на спуск.

    Пэзээр бьет негромко. Вряд ли громче ракетницы. Собственно, это и есть ракетница, только со всяческим навесным оборудованием. Желтая искорка выскочила из ствола и прыгнула вперед по плавной дуге, волоча за собой тонкий серебристый шнур. Десятки таких шнуров взлетели над проволокой, опустились на нее – и вспыхнули разом белым, чуть с иззеленью, пламенем. Термит. Две... три секунды... все.

    Проволочных заграждений больше не было. Стояли колья, местами с них свисали еще горящие лохмотья... Проволока обрезана начисто – как множеством ножей.

    – Зажми уши, – сказал я. И сам, всовывая ладони под каску...

    Едва успел.

    Контрминные дорожки раскатали пять минут назад. Этакие широкие веревочные лестницы с черными, будто эбонитовыми, перекладинами. Они лежали поперек всей грязевой полосы, почти доходя до разрушенных уже проволочных заграждений.

    Кто-то все-таки догадался подрывать их не сразу, а поочередно. Боюсь, если бы они рванули одновременно...

    Нас и так приподняло над землей и куда-то втиснуло – грубо и плотно. Долго не было ничего, кроме тьмы во всем теле – и мгновенно-синих звезд перед глазами.

    Потом вдруг стало переворачивать и корежить, как корежит начавшую отходить затекшую ногу или руку...

    Вставай! Вставай!

    Встаю.

    Медленно... так.

    Черно. Вспышки над стеной. Заунывный вой где-то позади.