|
В этом смысле он оставался идеалистом, кандидаток же на роль матери рядом не было… Он сидел, глядя на кружение снежинок и с грустью думая о том, что скоро ему придется оставить привычную жизнь. Покидая магазин, Берни едва не расплакался. Ночь была морозной и ясной, ветер стих. Он решил не дожидаться автобуса и направился прямиком на Мэдисон‑авеню, поглядывая время от времени на залитые светом витрины магазинов. Город казался сказочным – кто‑то катался на лыжах, кто‑то играл в снежки, беззвучно проплывали мимо редкие машины… К тому времени, когда он добрался до своего дома и вошел в кабину лифта, настроение у него уже было совсем другим. Да, уезжать из Нью‑Йорка было безумием, но что он мог сделать? Увольняться с работы Берни не собирался, и это означало, что у него попросту нет иного выхода.
Глава 3
Мать изумленно уставилась на него, тут же забыв о супе. Можно было подумать, что он собирался сделать что‑то экстравагантное – присоединиться к колонии нудистов или сменить пол. – Куда ты едешь? Они тебя уволили или только понизили в должности? – Ни то и ни другое, мама. Они хотят, чтобы я стал управляющим в нашем новом магазине в Сан‑Франциско. Для нас это второе по важности место после Нью‑Йорка. Он говорил ей все это лишь для того, чтобы убедить в чем‑то самого себя. Через два дня после разговора с Полом Берни дал ему ответ, и с этих пор он был мрачным как туча. Они сделали феноменальную прибавку к его жалованью, а Берман лишний раз напомнил ему, что в один прекрасный день он, Берни, станет управлять всем «Вольфом» и произойти это может уже по возвращении его из Сан‑Франциско или несколько позже. Берни был очень благодарен ему, но свыкнуться с мыслью о том, что скоро ему придется уехать, было крайне сложно. Он решил сохранить квартиру, сдав ее на год‑другой, – в Сан‑Франциско он застревать не собирался. Берни уже сказал Полу, что постарается уладить все дела за год. В ответ он не услышал ничего конкретного, но Берни и так знал, что его возвращения здесь будут ждать с нетерпением. Он мог продержаться и все восемнадцать месяцев, если того будут требовать интересы дела. Срок мог оказаться и большим, но матери Берни об этом решил не говорить. – Но почему именно в Сан‑Франциско? Там же кругом хиппи. Они разве носят одежду? Он улыбнулся: – Представь себе. И даже очень дорогую. Можешь приехать и посмотреть. – Он вновь улыбнулся, глядя на родителей. – Хотите приехать на открытие? У матери был такой вид, будто ее пригласили на похороны. – Возможно. Когда оно состоится? – В июне. Он знал, что в это время они свободны. В июле родители собирались отправиться в Европу, июнь же у них не был занят ничем. – Не знаю… Посмотрим. Все будет зависеть от папиной работы… Отец всегда был козлом отпущения, но его это особенно не расстраивало. Они сидели в ресторане, и это был один из тех редких моментов, когда он мог не думать о работе. – Скажи, сынок, это действительно повышение? – Да, папа. Это очень ответственная и престижная работа. Пол Берман и совет директоров могут поручить ее только мне. Но, должен признаться, я бы с большим удовольствием остался в Нью‑Йорке. – Это с кем‑то связано? Мать задала этот вопрос шепотом, низко склонившись над столом. Берни рассмеялся. – Нет, мама. Ни с кем это не связано. Просто я очень люблю Нью‑Йорк. Надеюсь, что там я пробуду недолго, пусть Сан‑Франциско и не самое скверное место на свете… это могли быть и Кливленд, и Майами, и Детройт… Может быть, по‑своему они и неплохи, но они – не Нью‑Йорк. В этом‑то все и Дело. Берни печально улыбнулся. – Говорят, в Сан‑Франциско полным‑полно гомосексуалистов. |
