– Ты ведь не перерезал мне горло, Флинч?

– Как всегда, я избежал искушения.

– Молодец. – Уэст встал и накинул халат. – Мы не останемся здесь еще на одну ночь, Флинч. Я бы предпочел отправиться в Амбермед. А ты сообщи остальным, что мы уезжаем из Гиллхоллоу, скорее всего вечером. Я поеду в школу верхом. Я еще не решил, возьму ли с собой мою подопечную, но на всякий случай подготовься к тому, что она поедет с нами.

Флинч если и удивился, то постарался скрыть свои чувства. Разве что моргнул лишний раз.

– Разумеется. Я принесу грелки для ног. Уэст искоса взглянул на слугу:

– Лучше позаботься о том, чтобы и ее багаж поместился в карете. Хотя твоя мысль насчет грелок довольно интересна. Я дам тебе знать, если они действительно понадобятся.

– Как пожелает ваша светлость.

В реакции слуги он не заметил даже намека на приятное волнение, но Уэст готов был поклясться, что Флинч взволнован и приятно удивлен.

– Ты продолжаешь меня удивлять, Флинч.

– О, надеюсь, что не так. Свою задачу я вижу в том, чтобы вы могли всегда на меня положиться. Удивление идет в противоречие с ней, ибо свидетельствует, что я не смог адекватно реагировать на ситуацию.

Две глубокие вертикальные складки легли между бровями Уэста. Он замер с сюртуком, наполовину надетым, и подозрительно окинул взглядом дородную фигуру слуги.

– Один из них тебя надоумил, – медленно проговорил он. – Так? Один из них стал твоим кукловодом, а ты – его марионеткой.

– Я представить не могу, о чем говорит ваша светлость. Лицо Уэста прояснилось, когда он все понял. Уэст рассмеялся:

– Отрицай, Флинч, или нет, тебе не поможет. Я и представить себе не мог, что ты умеешь говорить таким несносным тоном, до тех пор, пока на меня не свалился треклятый титул. Будь он неладен! Когда я представлялся просто Эваном Марчменом, ты вел себя по-другому. Я прошу тебя вернуться к себе прежнему. Я не могу изменить ход твоих мыслей, но не выражай свои мысли вслух, пожалуйста. Итак, кто из них заплатил тебе за то, чтобы сделать из меня человека?

– Я не мог бы сказать, ваша светлость.

– Конечно, нет. Но если я угадаю, ты мог бы дать мне знак. Моргнуть, например, или кивнуть. Подмигни, в конце концов.

Флинч прочистил горло и тем же тоном, каким высказывал все свои прочие соображения – совершенно лишенным эмоциональной окраски, – проговорил:

– Я уверен, что вы бы не хотели, чтобы я вам подмигивал.

– Тут ты прав. Тогда кивни.

Слуга кивнул.

– Нортхем? – Когда реакции не последовало, Уэст сделал другое предположение: – Нет, вероятно, Нортхем слишком сноб для такого рода штучек. Истлин? – И снова никакого кивка. – Верно, Истлин сам весь в проблемах, едва ли он стал бы взваливать на себя еще и мои. Остается Саут. Он-то от всей души веселился, глядя, как я раскачиваюсь на виселице, что соорудил для меня покойный папаша. – Флинч и глазом не повел. – Так в чем тут дело – ни один из них не замешан, или ты не хочешь реагировать?

Флинч выразительно кивнул.

Уэст всплеснул руками, и неизвестно, чего больше заключалось в жесте – раздражения или признания поражения. Но если превалировало последнее, то лишь временно.

– Я узнаю, Флинч. А пока держись. Уверен, что тебе хорошо заплатили за то, чтобы ты мне досаждал.

– Я бы так не сказал, – заметил Флинч. – Из всех странных идей, что приходят в голову знатным господам, последняя – далеко не худшая.

Уэст закатил глаза к потолку и взял шляпу.

– Пока, Флинч.